Открытый счет - [16]

— Поедем к фронту? — спросил Мунд, пристально вглядываясь в хмурое лицо гроссадмирала. — Солдаты вас ждут с нетерпением.

Он определённо раздражал, этот «чёрненький», своим настойчивым желанием вытащить Деница поскорее в первую траншею, как будто бы Дениц и сам не знал, что и когда ему делать.

— Нетерпеливым не место на фронте. Немецкий солдат всегда терпелив, майор! — резко и сухо ответил Дениц и пошёл к своей машине.

От города до фронта было совсем недалеко. Пришлось оставить машину в укрытии и пойти пешком, когда показались пойма реки и канал, ограждённый береговыми дамбами. Правый берег, занятый немецкими войсками, был высокий, господствовал над местностью, а если учесть ещё и то, что пойма реки была затоплена, на дамбах разрушены мосты и шлюзы, форсировать русским это водное пространство было весьма и весьма затруднительно.

Встретивший Деница на своём командном пункте командир дивизии морской пехоты генерал-майор Шури объяснил систему укреплений и заградительного артиллерийского огня. Первая позиция, за ней, в глубине двух километров, — вторая позиция. Много артиллерии. Крупные калибры. Бетонные доты, врытые в землю танки! Здесь чувствовалась сила! Солдаты крепко сидели в обороне за весенними, серопенными водами разливающегося Одера.

— Огневой мощи у нас достаточно! — сказал Шури.

— И крепкие части. Морская пехота — это отборный людской материал! — похвастался Дениц.

Настроение его стало улучшаться.

— Русские обломают зубы об этот оборонительный орешек, — сказал Шури.

— Приятно видеть в вас такую преданность долгу, генерал, — улыбнулся Дениц.

Несмотря на протесты Шури, пренебрегая опасностью, он всё же решил пройти вдоль первой траншеи.

— Я такой же солдат фюрера, как и все! — громко произнёс Дениц, рассчитывая, что его слова услышат офицеры из штаба дивизии и передадут солдатам, как крылатую его, Деница, фразу.

— Русские сейчас, кажется, обедают? — понизив голос, спросил он у Шури. — Как будто бы затишье?

— Да, вообще, но у русских нет нашей точности в распорядке дня, — заметил Шури с осуждением, — так что осторожность!..

Дениц усмехнулся, как человек, которому не надо занимать храбрости. Затем он прошагал по ходам сообщения первой позиции, прокричав всем, кто его мог слышать в ячейках, окопах и на артиллерийских позициях: «Хайль моряки! Вся надежда на вас! Не позорьте флага военно-морского флота!»

И солдаты морской пехоты, ещё не бывавшие в боях на Восточном фронте, физически сильные, все взятые во флот по особому отбору, крепыши-матросы с эсминцев и крейсеров, выносливые подводники отвечали простуженными на весеннем ветру голосами: «Хайль Гитлер!», «Хайль гроссадмирал Дениц!»

Довольный, Дениц прошёл по линии обороны дальше, на участок, где к морской пехоте примыкали части из дивизии «Герман Геринг», дивизии «Шведт», полки фольксштурма, батальон берлинских зенитчиков.

Здесь в траншее Дениц задержался около пулемётной ячейки. Молодой, ещё безусый солдат в запачканной глиной шинели и ефрейтор лет тридцати пяти, гладко выбритый, вытянулись перед гроссадмиралом. Дениц остановился.

— Что за вид! — зло сказал он молодому солдату, который в волнении зачем-то снял с себя каску, обнаружив комок спутанных волос, а затем снова надел. — Вывалялись в грязи, как свинья. Разве это немецкий солдат? Вот каким надо быть! — Дениц показал на ефрейтора. — Фамилия?

— Георг Эйлер, — ответил ефрейтор.

— Давно на фронте?

— Больше года.

— Это немало, молодец! Я вижу достойного представителя нашего хорошего, прилежного, верного народа, который фюрер из ничтожества возвёл на несокрушимую вершину истории! Наши временные неудачи мы преодолеем, надо только оставаться верными фюреру! — уже с меньшим пафосом добавил Дениц. Он почувствовал, что перехватил насчёт «несокрушимых вершин». Такие речи были хороши год назад, но не на Одере.

Дениц хотел ещё что-то ободряющее сказать ефрейтору, но в этот момент услышал громкий голос, по-немецки читающий сводку последних известий. Голос доносился из-за Одера, от русских.

— Русская пропаганда, — прошипел у него над самым ухом штурмбанфюрер Мунд.

— Гм! — произнёс Дениц удивлённо. — Однако как хорошо слышно! Что же, мощная установка?

— Мы ведём по ней огонь, но трудно поймать, — это кочующая установка, — вмешался Шури.

— И ветер, как назло, с их стороны! — воскликнул Мунд.

— Я бы хотел немного послушать, чтобы лично доложить фюреру о методах большевистской пропаганды. Фюрер уверен, что она не оказывает никакого воздействия на наших доблестных солдат, — сказал Дениц.

В конце концов он мог позволить себе такое щекочущее нервы любопытство, хотя бы потому, что сам он пропаганде никогда не придавал большого значения, это дело политиков, а не военных.

Так он и остался стоять около пулемётной ячейки с еле заметной снисходительной улыбкой на губах, смотря на покатое, лесистое правобережье Одера с болотами и низинками, затянутыми лёгкой дымкой. Оттуда вела передачу эта русская МГУ. Дениц слышал голос с резким саксонским выговором какого-то солдата по фамилии Вендель, сдавшегося в плен, несмотря на то, что Карл Мунд и его эсэсовцы вывесили в городе плакаты: «Русский плен — хуже смерти! Пусть уж лучше солдат застрелится, чем сдастся в плен!»