Открытые файлы - [35]

Шрифт
Интервал

то кто же завтра полюбит тебя.
Не спеши ты нас хоронить, а у нас еще
здесь дела.
Унас дома детей мал-мала, да и просто
Хотелось пожить.
Унас дома детей мал-мала, да и просто
Хотелось пожить.
Не говори никому
А боги уже спускались с небес.
Они погостили средь нас и вернулись обратно.
С ними было легко — вот стакан, вот свеча,
вот подъезд.
Листы с псалмами в крови так похожи
на винные пятна.
А смерть, как всегда, выбирает идти
кого-то из нас.
А смерть, в отличие от нас, знает толк
в любви и в друзьях.
Я с детства запомнил этот странный рассказ.
Я увидел его в твоих заброшенных снах,
В твоих заброшенных снах.
И вот уже кто-то идет за ней в этот храм,
Хотя она никого не зовет за собой.
И так легко и приятно идти по ее стопам.
Не говори никому, об этом будем знать
только мы с тобой.
Не говори никому, будем знать мы с тобой.
А боги уже спускались с небес.
Они погостили средь нас и вернулись обратно.
С ними было легко — вот стакан, вот свеча,
вот подъезд.
Листы с псалмами в крови так похожи
на винные пятна.
Листы с псалмами в крови так похожи.
Не говори никому, будем знать только
мы с тобой.
Псы с городских окраин
Псы с городских окраин — есть такая порода.
С виду обычная стая, их больше от года к году.
У них смышленые морды и, как у нас,
слабые нервы.
Но каждый из них такой гордый
и каждый хочет быть первым.
Они собираются в стаи, еще не зная, что делать.
Может, просто полают, а может, кого-то заденут.
И ушки у них на макушке, ты шепчешь —
они услышат.
Улица — не игрушки, здесь учащенно дышат.
А в этом месте по-другому не прожить.
А в этом месте по-другому не прожить.
И тот случайный прохожий, что вечером
жмется к стенам,
Днем им вряд ли поможет, разве что бритвой
по венам.
И все у них в порядке — есть кобеля, есть суки.
Первые ходят на блядки, вторые рожают
в муках.
А в этом месте по-другому не прожить.
А в этом месте по-другому не прожить.
А те, что становятся старше, незаметно уходят.
Им просто становится страшно, они устают
от погони.
Пускай же тверже мышцы, сомнений
все меньше и меньше,
Движенья становятся резче, поступки
становятся жестче.
А в этом месте по-другому не прожить.
А в этом месте по-другому не прожить.
А по утрам им хочется плакать, да слезы
здесь не в моде.
К черту душевную слякоть — надо держать
породу.
Надо угробить время, чтоб вечером снова
быть в форме.
Взвоет псиное племя, значит снова все в норме.
А в этом месте по-другому не прожить.
А в этом месте по-другому не прожить.
С войны
В твоем парадном темно, резкий запах
привычно бьет в нос. Твой дом был под самой крышей — в нем
немного ближе до звезд.
Ты шел не спеша, возвращаясь с войны,
Со сладким чувством победы, с горьким
чувством вины.
Вот твой дом, но в двери уже новый замок.
Здесь ждали тебя так долго, но ты вернуться
не мог.
И последняя ночь прошла в этом доме в слезах.
И ты опять не пришел, и в дом пробрался страх.
Страх смотрел ей в глаза отражением
в темном стекле.
Страх сказал, что так будет лучше ей и тебе.
Он указал ей на дверь и на новый замок. Он вложил в ее руки ключ и сделал так,
чтоб ты вернуться не мог.
И ты вышел во двор, и ты сел под окном,
как брошенный пес.
И вот чуть-чуть отошел да немного замерз.
И ты понял, что если б спешил, то мог бы
успеть.
Но что уж теперь поделать — ты достал гитару
и начал петь.
И ты вышел во двор, и ты сел под окном,
как брошенный пес.
И вот чуть-чуть отошел да немного замерз.
И ты понял, что если б спешил, то мог бы
успеть.
Но что уж теперь поделать — ты достал гитару
и начал петь.
А соседи шумят — они не могут понять,
когда хочется петь.
Соседи не любят твоих песен, они привыкли
терпеть.
Они привыкли каждый день входить в этот
темный подъезд.
Если есть запрещающий знак, они знают —
где-то рядом объезд.
А ты орал веселую песню с грустным концом.
А на шум пришли мужики, и ты вытянул
спичку — тебе быть гонцом.
Пустая консервная банка, ее наполняли вином.
И вот ты немного согрелся — теперь
бороться со сном.
И тогда ты им все рассказал.
И про то,
как был на войне.
А один из них крикнул: «Врешь, музыкант!» —
и ты прижался к стене.
Ты ударил первый, тебя так учил отец
с ранних лет.
И еще ты успел посмотреть на окно.
В это время она погасила свет.
В твоем парадном темно, резкий запах
привычно бьет в нос.
Твой дом был под самой крышей — в нем
немного ближе до звезд.
Ты шел не спеша, возвращаясь с войны,
Со сладким чувством победы, с горьким
чувством вины.
Никто не услышит (Ой-йо)
От старых друзей весточки нет, грустно.
А на душе от свежих газет пусто.
И от несвежих — невелика потеха.
Правда, вот был армейский дружок — уехал.
Ой-йо, ой-йо, ой-йо.
Запил сосед — у них на фабрике стачка.
С чаем беда — осталась одна пачка.
На кухне записка: «Не жди, останусь у Гали».
По телеку рядятся, как дальше жить,— достали.
Ой-йо, ой-йо, ой-йо.
Скорей бы лед встал. Пошел бы тогда
на рыбалку.
Чего бы поймал — знакомым раздал, не жалко.
Луна появилась и лезет настырно все выше
и выше.
Сейчас со всей мочи завою с тоски — никто
не услышит.
Ой-йо, ой-йо, ой-йо. Никто не услышит.
Ковбои
Время оставило мелочь в кармане.
Все остальное никто не считал.
Кучка ковбоев, танцуя на грани —
Тот, кто не с нами, тот просто устал.
Он не предатель, не жертва идеи,
Ему надоела игра в дурака.
Что кто-то пожал, он просто посеял,

Еще от автора Владимир Владимирович Шахрин
«Чайф»: дискография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.