Открытое окно - [70]

– Мингель спятил, – вмешался Ковальский. – Кто же меняет «Польшу» на какие-то «Колопии»?

– Нет, он не спятил. Обмен был совершен с расчетом, что эта коллекция к нему вернется, а он насладится первыми «Колониями».

– Ясно! – отозвался Емёла. – Ковальский, подержи! Не так! Что? Никогда не имел дела с птицей? Это тебе не детей нянчить, – объяснял он, засовывая гуся Ковальскому под мышку.

– Я разговаривал с мельником, который тоже собирает марки, – начал свой доклад Емёла. – Аль был у него час назад, спрашивал, долго ли землемеры пробудут в Дзвонах. Мельник ему сказал, что землемеры, мол, вроде бы скоро уезжают… Аль немного побыл у него, всучил белый «Дилижанс», сел на велосипед и уехал. Я даже видел, как он жал на педали. Исчез в лесу за селом. – Он указал в сторону, противоположную той, откуда мы приехали.

– Значит, они здесь. И ждут, – заключил НД.

– Да, наше присутствие им на руку, – сказал Ковальский. – Они рассчитывают, что, когда преступление обнаружат, подозрения падут на землемеров. А допрос десяти землемеров означает для них неделю свободы.

Я посмотрел в окно. Спускалась ночь. В сумерках грузовика уже не было видно. Наступившая темнота была на руку не только нам. Я вполголоса начал отдавать последние распоряжения:

– Машины сейчас пойдут в обратный путь, к лесу. Место ожидания – поляна, где мы уже останавливались. Дальнейшие указания – по радио… Грузовик, выезжая с площади, свернет в сторону. Когда кузов грузовика поравняется с забором у дома ксендза, водитель выключит фары. Группа должна, выскочить и быстро укрыться в саду… Емёла и Ковальский займут место возле дома. В момент, когда Аль проникнет в дом, оба приблизятся к окну…

– А если они придут к дому ксендза раньше? – на всякий случай спросил НД.

– Это исключено, – ответил я, – Сейчас грузовик стоит у ворот кладбища. Через забор перелезть незаметно они не могут: из окон дома для приезжих на забор надает свет…

Поскольку больше вопросов не было, я встал из-за стола и, слегка прихрамывая, пошел к двери. «Землемеры» вышли на площадь. За ними – Емёла с гусем и Ковальский.

Шофер грузовика завел мотор и громко засигналил.

Теплая июньская ночь опустилась на Дзвоны. В маленьких окошках постепенно гасли желтые огоньки.

В саду ксендза шумели кроны ясеней. Время от времени доносился собачий лай. Гоготали сквозь сон гуси, похрюкивали в хлевах свиньи.

Стоя у грузовика, НД тихо давал указания нашей группе и согласовывал с Ковальским и Емёлой сигнализацию.

Я взял из машины небольшой магнитофон и фотоаппарат с блицем и, крадучись, пробрался в сад через кладбище.

Когда, войдя в дом ксендза, я закрыл за собой дверь, рокот моторов возвестил, что представители организации «Геодезические измерения» покидают Дзвоны.

Пользуясь потайным фонарем, я прошел в глубь коридора. Третья дверь вела в комнату, где находилась коллекция ксендза и в которой он обычно спал. Я подключил блиц, стоящий на секретере, и магнитофон.

Ксендз, подложив руку под голову, спал сном праведника. Его голова отчетливо вырисовывалась на белой подушке.

Я устроился в нише у стены, недалеко от двери. Из окна комнаты меня нельзя было увидеть, тогда как я сам в зеркале, стоящем напротив окна, хорошо видел подоконник.

Часы на башне костела пробили десять. Вдали был слышен затихающий рокот грузовика.

Совсем стемнело. Погасли пробивавшиеся сквозь листву огни в доме для приезжих.

Шумели деревья в саду, но вокруг было спокойно. Дзвоны все глубже погружались в темную бездну ночи.

Прошло с четверть часа. Один и второй раз ухнула за окном сова – значит, группа НД заняла свои позиции и все идет по плану.

С другого конца селения донесся лай Шарика. Через минуту он отрывистым брехом передал эстафету дальше. Черныш отдал ее своим собратьям где-то на площади, и так, от двора ко двору, собаки передавали друг другу весть, что бандиты здесь, идут!

Я избавился от последних сомнений, когда с башни костела раздалось теперь уже троекратное уханье совы. Это означало, что шайка в полном составе проникла в сад.

Вдруг мне показалось, что в зеркале замаячила чья-то тень, кто-то схватился за подоконник и подтянулся до пояса.

Ксендз Войтик спал, голова его была отчетливо видна в темноте.

Гоп! Кто-то соскочил на ковер. Я затаил дыхание.

Высокая черная фигура подняла двумя руками лом. Взмах – и ночную тишину разорвал треск… гипсового черепа.

– Вот тебе! – прошипел бандит.

В ту же секунду вспыхнула лампа фотоаппарата и послышался шорох магнитофонной ленты. Не поднимая еще пистолет, я повернул выключатель, в комнате загорелся свет.

Высокий плечистый детина с раскосыми глазами, ослепленный светом, опустил руки, и, если бы он не стучал зубами от страха, я мог бы подумать, что передо мной такая же кукла, как и та, что исполняла роль спящего ксендза Войтика.

– Ну что, Аль? Попался? – сказал я, выходя на середину комнаты.

Он молчал… То, что произошло, было выше его понимания.

– Ты думал, будет так же, как там, на вилле, не правда ли? – спросил я спокойно.

Аль не мог выдавить из себя ни слова. Смотрел то на разбитую голову из гипса и воска, то на меня. И очевидно, не слышал меня… А я тоже не очень прислушивался к тому, что происходило в саду. По условной вспышке фонарика я понял, что Емёла и Ковальский ждут под окном.