Открытое окно - [27]

Я чувствовал себя довольно усталым, когда под вечер прибыл в Эрфурт. Я намеревался принять ванну и лечь спать, а на другой день с утра заняться поисками владельца «Десяти краковских крон».

Однако, выглянув в окно с четвертого этажа отеля, я тотчас изменил свои планы, спустился вниз, сдал ключ от номера и по Банхофштрассе направился прямо к ратуше.

«Возможно, где-то здесь живет разыскиваемый мною филателист, владелец „Десяти краковских крон“, – думал я, читая надписи на эмалированных табличках. Я увидел амбар на Рыбачьем рынке, Мост лавочников, дома „У солнечного источника“ и „Под высокой лилией“, дома „Под треской“ и „Золотой оруженосец“ и еще двадцать или тридцать других, названий которых не запомнил.

Я забрел в район Штадтхальтерпалас, а через минуту за ближайшим углом увидел на большой площади устремленный ввысь собор XVII века. Собор походил на корабль, плывущий по ясно-голубому, почти лазурному небу среди звезд и луны.

Темно-лиловая картинка на марке номиналом 30 пфеннигов, которую показала мне мама, просматривая каталог «Липсия», даже частично не могла дать представление о том, как это выглядит в действительности.

Но вскоре я почувствовал себя несколько сконфуженным: ведь цель моего приезда в Эрфурт – не туризм, а сугубо служебные дела.

На следующее утро во время завтрака в ресторане отеля я попросил принести мне «Торгово-промышленный бюллетень». Возможно, в Эрфурте филателистических магазинов больше, чем указывалось в телефонной книге на Главпочте в Варшаве. Телефоны могли быть не во всех магазинах.

Действительно, в рубрике «Марки» я нашел семь адресов. Взглянув на план города, я убедился, что все они находятся в центре, в нескольких минутах ходьбы.

«В одном из них, согласно разработанному плану, я должен узнать фамилию и адрес эрфуртского владельца „Десяти крон“, незаметно выяснить, кто хочет или кто хотел получить из Варшавы первые „Саксонии“…

Самый большой филателистический магазин «Космос», занимающий второй этаж каменного здания, открывался в десять часов. Я провел четверть часа в коридоре, у витрин, заполненных марками; такого количества их мне еще никогда не доводилось видеть.

И я решил, что началом моего розыска станет беседа с владельцем «Космоса» господином Рейнеке. А господин Рейнеке, как гласила реклама, «вот уже тридцать лет находится на посту». Следовательно, если принять во внимание его стаж, он должен быть энциклопедистом и знать в Эрфурте все марки, достойные внимания.

Стены зала на втором этаже были заставлены шкафами, в которых виднелись корешки кляссеров и альбомов. В витринах, под стеклом, всеми цветами радуги сверкали экзотические марки.

На столах, к услугам клиентов, лежали атласы и каталоги, пинцеты и зубцемеры; льющиеся сквозь широкие окна лучи солнца играли на гранях хрустального флакона с раствором для выявления водяных знаков.

Я сразу спросил о том, что могло меня приблизить к «Десяти краковским кронам», – о марках Польши.

– Будьте любезны, посмотрите это. Здесь как раз первые польские серии, – сказала одна из женщин, занимавшихся сортировкой марок.

Передо мной выросла кипа альбомов, кляссеров и каталогов.

Мне нужно было как-то завязать разговор с владельцем «Космоса» господином Рейнеке, которого в зале пока не было. Поэтому, просматривая марки, я поглядывал на двери, ведущие в другие помещения, и тянул время.

Между тем перед моими глазами, как в цветном кинофильме, проходила история Польши: первые выпуски надпечаток на немецких и австрийских сериях 1918–1919 годов, сейм 1919 года, рижский трактат и конституция 1921 года, девальвация и период стабилизации валюты… Как в калейдоскопе сменялись политические и общественные события, пейзажи, известные по истории градостроительства здания, памятники национальной культуры…

Шло время, а пожилая доброжелательная продавщица без устали предлагала мне все новые богатства «Космоса». Она была терпелива и снисходительна.

– Неужели ничего из наших запасов вам не подходит? – раздался наконец возле меня долгожданный вопрос.

Да, подходит-то мне многое… может быть, даже все. Но ведь это связано с валютой. Я не мог позволить себе никаких серьезных расходов.

Рядом со мной стоял пожилой седой господин, похожий скорее на австрийского офицера в отставке, чем на немца.

– Вы из Польши? – спросил он.

– Да.

– Разрешите представиться. Моя фамилия Рейнеке. У меня было много друзей-поляков. Я был комендантом гарнизона в Чичи во время первой мировой войны.

Его Чичи я никак не мог отождествить ни с одним из известных мне названий местностей.

– Простите, господин Рейнеке, я не расслышал.

– Чичи! – повторил Рейнеке с явным ударением на первое «и».

Поскольку я, несмотря на самое горячее желание, так и не понял его, Рейнеке нашел выход:

– Мой польский язык всегда был очень плохим. Разрешите пригласить вас к себе, – сказал он, открывая дверь кабинета.

Стены кабинета были увешаны медалями и дипломами филателистических выставок. Возле приоткрытого сейфа стоял массивный и тяжелый письменный стол. Рейнеке вынул из сейфа пачку писем, перевязанную голубой ленточкой.

Рядом с обратным адресом на конверте с марками «Сейм 1919 года» виднелся почтовый штемпель. Это оказалось просто Дзедзичи.