Открытие великой реки Амазонок - [27]
Современник конкисты историк Лас Касас, прозванный «Защитником индейцев», писал: «Они [т. е. конкистадоры] называли и по сей день называют умиротворением завоевание и порабощение индейцев тех земель». История завоевания американского континента во всей полноте раскрывает смысл этого своеобразного умиротворения, ознаменовавшегося потоками крови и бесчеловечными зверствами над беззащитными индейцами, безудержным ограблением и опустошением захваченных земель. Полагают, что к 1541 году (т. е. как раз к году начала экспедиции Гонсало Писарро — Орельяны) менее чем за 50 лет было истреблено разными способами несколько миллионов индейцев. Таким образом, на языке испанских конкистадоров слово pacificar — «умиротворять» — означало: завоевывать огнем и мечом, опустошать и грабить новооткрытые земли, уничтожать местное население, а оставшихся в живых обращать в рабочий скот) и утвердить в послушании его величеству в соответствии с тем, как тому надлежит быть. И все, что следовало, делать с великой острожностью и мягкостью, дабы сохранить все необходимое и добрым обращением споспешествовать тому, чтобы индейцы пропустили нас дальше; и не должно было прибегать к оружию, разве только в том случае, когда обнажить его следовало для самозащиты.
Хотя селения, которые нам попадались, были покинуты жителями, индейцы, видя наше хорошее с ними обращение, давали нам съестное везде в упомянутой провинции. Спустя несколько дней населенные места кончились, и, таким образом, мы узнали, что находимся вне пределов поселений и владений этого великого сеньора Апариана. Капитан, учитывая скудность наших припасов и опасаясь возможного голода, велел вести бригантины быстрее, чем прежде.
Однажды поутру, едва отошли мы от одного селения, нам повстречались двое индейцев на каноэ. Они вплотную подплыли к бригантине, на которой находился капитан, и поднялись на борт. Капитан, думая, что тот из них, который был постарше, знает местность и может провести нас вниз по реке, велел ему остаться на корабле, а другого отослал домой, и мы продолжили наше плавание вниз по течению. Однако сей индеец ничего не знал да к тому же никогда не плавал [на корабле], и капитан приказал его высадить и дать ему каноэ, дабы он смог вернуться на свою землю. Начиная с этого места и далее идти стало гораздо труднее; еще пуще прежнего угрожал нам голод, потянулись безлюдные берега, так как река текла в сплошных лесах и нельзя было найти места для ночлега или хотя бы наловить какой-нибудь рыбы, так что волей-неволей нам пришлось кормиться своим привычным кушаньем — травой (yerbas) и изредка и понемногу — жареным маисом.
Однажды в полдень, испытывая обычные наши невзгоды и сильный голод, мы подошли к высокой местности, которая, как нам показалось, была населена и подавала кое-какую надежду на то, что нам удастся отыскать там какую-нибудь пищу либо рыбу (comida о pescado). To, о чем я говорю, произошло на шестой день мая, в день св. Хуана Anteportamlatinam (Прозвище св. Хуана Евангелиста, состоит из трех латинских слов ante Portam Lalinam, что в переводе значит «перед Латинскими воротами» (по церковному преданию, он был подвергнут пытке кипящим маслом у Латинских ворот в Риме)).
Тут произошел случай, поведать о коем у меня не хватило бы смелости, коли бы не было стольких свидетелей, которые при том присутствовали. А вышло так, что один из наших товарищей, который распоряжался на бригантине, выстрелил из своего арбалета в птицу, сидевшую на одном из деревьев, что росли у самой реки, и выронил скобу от запора, которая упала в воду. Не имея никакой надежды подобрать скобу, другой наш товарищ, которого звали Контре рас, спустил в реку шест с крючком и изловил рыбу длиною в пять пядей. Так как рыба была большая, а крючок маленький, чтобы вытащить ее, нам пришлось прибегнуть ко всяческим ухищрениям. Когда же рыбу разрезали, то у нее в брюхе обнаружили скобу от арбалета. Сия находка пришлась нам как нельзя кстати и вознаградила [за неудачу с птицей], ибо после богатолько арбалеты поддерживали в ту пору наше бренное существование.
По истечении двенадцати дней мая мы дошли до провинций Мачапаро. Он очень важный сеньор и у него много людей; его владения граничат с владениями другого важного сеньора, столь же важного, как и он сам, по имени Омагуа. И оба они друзья и соединяются, когда идут походом на других сеньоров, которые живут внутри страны, и что ни день являются [сюда], дабы выгнать их из собственных жилищ. Сей Мачапаро обитает на той же самой реке, на одном из холмов, и у него много очень больших поселений, и под его началом пятьдесят тысяч воинов возрастом от тридцати до семидесяти лет. Молодые же индейцы не принимают участия в войне и поэтому, в скольких бы сражениях с индейцами мы ни побывали, мы их ни разу не видели, а видели лишь пожилых мужчин, которые в этом деле имеют большую сноровку, и у них только пушок, а бороды нет (tienen bozos у no barb as).
Еще до того как мы дошли до этого селения, на протяжении двух лиг нам были видны индейские деревни, белевшие вдалеке, и, пройдя немного, мы увидели, что вверх по реке поднимается очень большое количество каноэ; все они были в состоянии полной боевой готовности и пестрели щитами, кои изготовляются у индейцев из панцирей аллигаторов и кож ламантинов и тапиров и достигают высоты человеческого роста, прикрывая воина целиком. Они ужасно шумели, было у них много барабанов и труб, и они грозились непременно съесть нас; и капитан велел обеим бригантинам сойтись вместе, дабы было удобнее помогать друг другу. Всем людям капитан велел приготовиться к сражению и глядеть, что происходит впереди, ибо у нас был только один выход — защищаться с оружием в руках и с боем прорваться в спасительную гавань (salir a buen puerto). Мы все препоручили себя господу и молили его вызволить нас из большой беды, в которую мы попали.
