Открытие природы - [122]
Взгляд Марша в будущее был безрадостным. Он считал, что если ничего не изменится, то планета придет к состоянию «растрескавшегося безжизненного пространства, климатических катастроф… возможно, даже вымирания рода человеческого»{1899}. То, что он повидал в своих путешествиях, – от объеденных скотом холмов вдоль Босфора под Константинополем до голых горных склонов Греции – заставляло его опасаться за американский ландшафт. В Европе исчезли великие реки, девственные леса и тучные луга{1900}. От интенсивного использования земля Европы пришла в «состояние полной, почти лунной безжизненности»{1901}. Римская империя пала, заключал Марш, потому что римляне свели свои леса и лишились той почвы, которая их кормила{1902}.
Старый Свет должен был послужить предостережением для Нового. После того как Закон о гомстедах 1862 г.[46] посулил всем, кто шел на американский Запад, по 160 акров земли за символическую плату, миллионы акров общественных земель перешли в частные руки и изготовились к «улучшению» топором и плугом. «Будем мудрыми, – призывал Марш, – будем учиться на ошибках «наших старших братьев!»{1903} Последствия человеческих действий были непредсказуемыми. «Нам неведомо, насколько широкий круг нарушений в гармонии природы мы вызываем, когда бросаем крохотный камешек в океан органической жизни»{1904}. Марш знал другое: в тот момент, когда на американский берег ступил homo sapiens Europae{1905}, с востока на запад нагрянула беда.
К схожим выводам приходили и другие люди. В Соединенных Штатах первым подхватил некоторые идеи Гумбольдта Джеймс Мэдисон. Он встречался с Гумбольдтом в Вашингтоне в 1804 г., потом читал многие его книги{1906}. Он применял наблюдения Гумбольдта в Южной Америке к Соединенным Штатам. Через год после сложения президентских полномочий, в мае 1818 г., в своей речи на собрании Сельскохозяйственного общества (Agricultural Society) в Албемарле, штат Виргиния, получившей широкой отклик, Мэдисон повторил предостережения Гумбольдта об угрозе гибели лесов и о катастрофических последствиях широкомасштабного выращивания табака на некогда плодородных виргинских почвах{1907}. Из этой речи выросло впоследствии американское экологическое движение. Природа, напоминал Мэдисон, – не служанка человека. Он призывал сограждан защищать окружающую среду, но тогда его слова почти не получили отклика.
Дальше пошел Симон Боливар, первым придавший идеям Гумбольдта силу закона в мудром декрете 1825 г., по которому правительству Боливии надлежало высадить миллион деревьев{1908}. В разгар яростных сражений Боливар сумел понять катастрофические последствия высыхания почв для будущего страны. Новый закон Боливара должен был защитить реки и создать леса по всей новой республике. Еще через четыре года он продиктовал документ под названием «Меры по защите и разумному использованию национальных лесов в Колумбии»{1909}, упор в котором делался на ограничении добычи хинина из коры дикорастущего хинного дерева – варварского обдирания коры с деревьев, на которое обращал внимание во время своей экспедиции Гумбольдт{1910}. (Боливар перевел в ранг наказуемого всякое изъятие деревьев или древесины из государственного леса{1911}.)
В Северной Америке в 1851 г. Генри Дэвид Торо призвал к охране лесов. «Дикая природа сохраняет мир», – утверждал он{1912}. В октябре 1859 г., через несколько месяцев после смерти Гумбольдта, Торо говорил, что у каждого городка должен быть «вечно неотчуждаемый» лес в несколько сот акров{1913}. Мэдисон и Боливар видели в охране лесов экономическую необходимость, а Торо настаивал на необходимости создания «национальных заказников» для воссоздания природных богатств{1914}. Теперь Марш в своем труде «Человек и природа» сводил все это воедино. Он посвятил этой теме целую книгу, где приводил доказательства того, что человек уничтожает планету.
«Гумбольдт был великим просветителем», – провозгласил Марш, принимаясь за работу над «Человеком и природой»{1915}. Он постоянно ссылался в книге на Гумбольдта{1916}, но идеи Гумбольдта получали у него дальнейшее развитие. В книгах самого Гумбольдта предостережения рассыпаны, как нечаянные прозрения, и часто тонут в широком контексте, Марш же сплетал из всего этого убедительную аргументацию. Он растолковывал, как леса защищают почвы и естественные водные источники. После вырубания лесов голая почва остается беззащитной и подвержена действию ветров, солнца и дождя. Земля перестает быть губкой и становится горсткой пыли{1917}. Плодородный слой смывается, и «земля становится непригодной для проживания человека», – заключал Марш{1918}. Читая это, приходишь в уныние. Вред, причиняемый всего двумя-тремя поколениями, писал Марш, равен вреду от извержения вулкана или землетрясения: «Мы разрушаем пол, обшивку стен, двери и оконные рамы нашего жилища»{1919}.
Марш призывал людей действовать незамедлительно, пока не станет поздно. Он настаивал на «экстренных мерах» из-за существования «серьезнейших опасностей»
