Открытие - [90]

Хозяйка словно ждала специально этого дня, готовя пельмени, рябчиков, холодец, оленину, грибы, капусту с брусникой, блюдо из хариусов и творожники. А гости принесли из соседних домов столы, бутылки со спиртом и закуску.

«Поздравляем молодых!»

«Любовь да совет!»

«Горько-о-о!»

К вечеру гулял весь прииск, справляя свадьбу своего геолога и учительницы. Очумевшего Женю и напуганную Лилию Ивановну катали по первому снегу на нартах. Самых сильных быков-оленей впряг в свои нарты якут Егоров, по прозвищу Легкий Дух. Ветер срывал молодых с нарт, на поворотах заносило, и полозья скрипели, вот-вот разлетятся. Женя отрезвел и мертвой хваткой держал Лилию Ивановну, чтоб знала: просто вырвать ее у него из рук никому не удастся.

Легкий Дух остановил разошедшихся оленей. Все обошлось. А через пять дней после свадьбы Женина семья переехала в Витимск — Лилии Ивановне все же пришлось пожертвовать ледовской школой ради Жениного Большого Проекта. Время шло, а Лилия Ивановна никак не верила своему счастью. С головой ушла она в свою преподавательскую работу, и вывести ее к друзьям было почти невозможно. Лилия Ивановна считала, что она не достойна сидеть вместе со всеми за одним столом, что все знают, будто Женя взял ее из великодушия, а она не стоит этого. И теперь он сам не чаял уже, как избавить ее от этого чувства неполноценности. Как оторвать от тетрадей, помочь стать на одну доску с соседями.

«Может, сегодняшний наш разговор ее пронял? — подумал Женя. — Почти все должна была слышать она из-за стены... Неужели останется в стороне?» Стоило лишь включиться в обсуждение дела сегодня, и все бы стало на места. Но разве выбьешь из нее это проклятье: «Кто я такая, чтоб обсуждать вашего товарища? Меня самое, может, надо поставить к позорному столбу!»

Он оторвался от косяка и двинулся в тень сеней. Ощупью нашел ручку двери, отепленной мешковиной, и сорвал всю тяжесть с ледяного припая. Перешагнул порог с дымящимся тряпьем для теплоты. Прибил дверь поплотнее на место — по всему дому разнесся хлопок.

Лилия Ивановна оторвала голову от тетрадей, и виноватая улыбка потянула ее губы на одну сторону лица.

— Что-нибудь выходил? — спросила она, точно не сомневалась, чем он занимался весь вечер.

— А ты как думаешь? — Женя сбросил полушубок, унты и пошел к кроватке Андрейки.

— Я думаю, вы объединились с Гарием Иосифовичем, — заметила Лилия Ивановна. — По-моему, вы подходите друг к другу...

— Это тебе только так кажется! — сказал Женя. — Ничего мы не выходили вдвоем!

Последнюю фразу он произнес погромче. Чтобы слышал весь дом, чтобы вовлечь все квартиры в их разговор и сдвинуть с мертвой точки отношение Лилии Ивановны к их делу.

Но Лилия Ивановна пригнулась к тетрадям и заскребла ученическим пером по лощеной бумаге.

Прислушиваясь к тишине дома, Женя подошел к кроватке Андрейки. Мальчишка спал, похрапывая во сне, как взрослый. Румянец разлился по Андрейкиному лицу, будто мать окропила его своими учительскими чернилами.

— Ты не застудила ребенка? — спросил Женя суровым голосом, чтобы оторвать ее все-таки от бесконечной работы.

— Как это я могла застудить! — отозвалась Лилия Ивановна.

— Заслушалась, — объяснил Женя, кивая на стенку, общую со Слониковыми, — а в печке прогорело!

— Подкладывала...

— Что-то прохлада чувствуется...

— Что же ей не чувствоваться — такие морозы...

— Если про печку не забывать, то и не будет чувствоваться!

— Дров-то негусто у нас...

— Это не твоя забота, — нахмурился Женя, — завтра подколю...

Он совсем забыл про дрова. А их надо колоть каждый вечер. «Напомнила мне про эти дрова, когда надо подбрасывать другие поленья, в другой костер, чтоб светил и грел, чтоб истину приосветил или хотя бы подходы к ней!»

Женя поплясал босыми ногами по холодному щелястому полу, раздумывая, куда лечь. В комнате до утра теперь будет гореть лампа: Лилия Ивановна не ляжет, пока не проверит всех тетрадей. А Женя привык спать в тайге в полной темноте. Да и неплохо было обдумать все в самом привычном для этого месте — в спальном мешке.

— Ложусь здесь, — объявил он, нажал кухонный выключатель и бухнулся на раскладушку.

Спальный мешок еще хранил запахи рипудина, дыма, костра и хвои. Таежный этот дух успокоил Женю, а ватные стенки мешка согрели окаменелые мышцы.

За день до суда

Проснулся Женя от плача Андрейки. Лилия Ивановна ходила по комнате с сыном, укачивая его.

— Мой хороший, мой родной, заболел, мой золотой... — пела она. Под глазами у нее оставались тени, хоть свет в комнате горел вовсю.

— Что с ним? — спросил Женя.

— Жар, — сказала Лилия Ивановна хрипловатым голосом, — язычок обметало...

— Как знал! — Женя привычно прошелся пальцами по деревянным пуговицам, вынимая их из петель на отвороте мешка. Выскочил из спальника и заплясал на холодном полу. — И надо было мне вчера заниматься не своим делом!

— Не переживай! — попросила вдруг Лилия Ивановна. — Ты чем надо занимался...

— Значит, ты считаешь, игра стоит свеч? — начал Женя.

Но тут малыш заметил Женю и стал вырываться из одеяла. Его личико горело, глаза припухли, но рот с редкими зубами открылся в беззаветной улыбке.

— Па-па-па! — залопотал Андрейка. — Иди ко мне!