Открытие - [24]

Он снял с гвоздя кепку и надвинул ее на глаза. Потом взял протянутую матерью десятку и вышел из дому.

Над витимскими гольцами клубились сизые дождевые тучи. Они набегали на город, омывая его дождем. А из города выползал туман. Клочки его соединялись в белесые пласты, которые стлались над тайгой и по склонам тянулись к тучам.

Игорь брел по грязи, радуясь ненастной погоде. Было немного прохожих, и он благополучно добрался до магазина. Перед крыльцом натянул кепку на самую переносицу. Открыл дверь.

— Кто последний? — спросил он, изменив свою мальчишечью фистулу на басок.

Его не расслышали. Очередь гудела, будто здесь был не магазин, а целый рынок.

Игорь спросил громче.

— Я, паренечек, я, — ответила старуха в плюшевой тужурке.

Заняли очередь и за ним. Игорь увидел, что его не узнают. Все заняты разговором.

— Надо ж, стрелять в живых людей, как в собак, — плакалась старушка в плюшевой тужурке, — а еще начальство!

— Говорят, в упор стрелял, — басил дед в шинели пожарника.

— Человека убить что палец уколоть, — встряла краснолицая женщина, давно порывавшаяся сказать свое слово. — О-о-ох, люди пошли: из-за железки горло перервут.

— Не верьте, бабы, — пискнула молодайка и пристукнула белыми чесанками в галошах. — Мой грит: они сопротивление оказывали...

— А-а-а, — зашумела очередь. — Они-то не стрелили, а он стрелил...

— Васька, кому он зло мог принести?

— Надо было на месте сидеть, не искать сомнительного фарту...

— Брось, Мотька, твой у Бандуреева пятки лижет.

— Начальство оправдываешь, Мотька!

— Васька, он все жилу кичился открыть.

— За ней и побежал, за коренной жилой.

— А полуглиссер зачем угнали управленческий?

— Они гоняют — им ничего, и на охоту, и на рыбалку, а людям по делу съездить — шиш под нос!

— Спросить надо было, а не самовольничать!

— Попробуй спроси!

— Погонят и еще дадут!

— Шмеля жалко — посадят если...

— Тогда и Бандуреева не пощадят!

— Теперь такое даром не пройдет!

— Отначальствовал!

Игорь двигался к весам, все сильней сгибаясь. Его знобило, и каждую секунду хотелось закричать на очередь, чтобы замолчали. Никто ничего толком не знал, а старался перекричать другого. За что не любили они отца? Он же за порядок был, против расхитительства. А вся очередь на стороне самовольников!

Игорь несколько раз хотел вырваться, убежать подальше от этих людей. Но решал каждый раз, что горячиться по-отцовски не следует. Выстоял, вытерпел и получил горячую буханку.

Он рванулся из магазина, будто его тут могли растоптать.

Запах черного хлеба щекотал ему ноздри. Игорь не заметил, как сдавил буханку. Она сплющилась, словно была из глины. Пришлось выправлять ее на ходу.

«Разберутся без вашего крика, — думал он, слизывая с губ слезы. — Отец не виноват... Разберутся... Найдут и отца тогда простят».

Перед домом Игорь вытер слезы. И тут же нахмурился.

Вдоль стены прохаживался сосед Ваня-огородник. Обычно с ним дело имела Феня, покупала овощи, подолгу разговаривала о рассаде, времени высева или высадки, какие сорта разводить да как за ними ухаживать на вечной мерзлоте. Она сама собиралась разводить сад, как только братка ее раскопает жилу, получит за нее премию и купит большой дом с огородом. Ваня обещал ей помощь в разведении сада, и на этом их дружба все больше разрасталась. Но Феня теперь у них не бывает. Зачем же пришел огородник?

Ваня стучал кулаком в стену дома, и шелковый плащ топорщился у него над голяшками грязных сапог.

— Дом с виду бывает новый, а бревна трухлявые, — тянул он, морща желтое личико. — Грибок съедает, мадама.

— Да что ты, Ваня, — возразила мать, — отборный лес шел, никакого грибка... Сам Петр выбирал лес и следил за постройкой...

— Ладно, накину, — смилостивился огородник. — Только и шурум-бурум весь ко мне отойдет, какой в доме...

— Однако, Ваня, на такое добро Феня хоть завтра пойдет. — Мать заулыбалась и поклонилась вслед, когда огородник двинулся к своей калитке.

—Завтра она не пойдет, мадама, — печально ответил Ваня. — Теперь она будет, мадама, долго болеть.

Мать опустила голову. В ее волосах уверенней засветились сединки. И скулы как-то выперли за эти несколько дней. Поседела и похудела мать, сильней стала походить на свою якутскую родню.

— Что делать, сынок, — объяснила мать, — пришла беда — отворяй ворота.

— Может, повременили бы дом продавать? — спросил Игорь.

— Деньги отцу большие нужны теперь, сынок, — ответила мать и покосилась по сторонам. — Сколько еще им искать-то придется. Да и Фене вроде как одолжение сделаем, жизнь ей устроится. — Она тяжело передохнула и подперла пальцем подбородок. — Спасибо Ване...

— Зачем ты паникуешь прежде времени? — возмутился Игорь. — Пошастает по тайге и выберется, целый, здоровый! А может, в зимовье где отсиживается, боится людям в глаза посмотреть, за него другие страдай!

— А если оступился где — да в щель! — предположила мать. — А то в старый шурф или выработку?

— Что он, маленький? — испуганно отозвался Игорь. — Первый раз в тайге?!

— Эх, сынок! — Глаза матери сузились, словно чешуйки кедровой шишки. — Тайга наша — она темная.

— Ну, ладно, продавай. — Игорь хлопнул дверью, словно она была уже чужая. Бросил на кухонный стол изуродованную буханку и закрылся в комнате, которая пока еще была его.