Открытие - [2]
Зал с низким потолком, пестро разрисованными стенами был похож на кабачок. Но на низких, полуподвальных окнах висели тюлевые занавески, поблескивала огромная репродукция картины Айвазовского «Девятый вал». Зал наполнял гул разноязычной речи и табачный дым. Я помнил кабачок «Новые песни» с хозяином-нэпманом за стойкой, с девчонками, которые смело садились на колени рыбаков и матросов. По требованию комсомольцев города кабачок закрыли, а девчонок собрали со всех портовых городов и вывезли на далекие стройки. Я был политруком вагона. Девчонок везли в теплушках, и, когда я поднялся к ним в вагон, они поносили меня последними словами, из которых слово «кастрат» было самым мягким. А я подсаживался к ним на нары, говорил, какие они все красивые и как прекрасна жизнь, которая их ждет впереди. Мне было тогда восемнадцать лет, и это было моим первым серьезным комсомольским поручением.
К моему столику подошел мужчина. Под измятым и непомерно широким пиджаком застиранная тельняшка обнажала костлявые ключицы. Он сел, увидел на столе сигареты и взял одну. Он еще шел между столиками, окидывая посетителей зорким, оценивающим взглядом, а я уже знал, что он выберет мой столик. Не потому, что я сидел один, а по той же причине, по которой ко мне обратилась девушка. И прежде чем он сказал:
— Можете угостить. Штурман дальнего плавания… В прошлом, конечно, — я уже смирился с тем, что мне предстоит весь вечер слушать длинную морскую «бодягу».
Я смотрел на него и улыбался. Он держал в руке сигарету и спички и тоже смотрел. Он презирал меня, мою благополучную внешность и даже не пытался этого скрывать.
— Жметесь? Еще заработаете, — сказал он.
— Подсчитываю, сколько могу истратить.
Он неторопливо закуривал. Потом сказал:
— Ерунда. Всего двести грамм. Последнее время быстро пьянею.
Мне не пришлось звать официантку: она уже стояла возле столика и смотрела на штурмана. Мне показалось, что он нарочито не замечает ее.
— Еще двести грамм, — сказал я.
— Больше ста грамм ему не давайте.
Официантка ушла, а штурман сказал:
— Отвергнутая любовь… Не может простить.
Мои опасения оказались напрасными: он не собирался мне ничего рассказывать. Он сидел сосредоточенный и молчаливый. На подмостках играл оркестр. Сильно накрашенная женщина выдувала из саксофона стонущие звуки, и от напряжения на ее изможденной шее вздувались жилы. Вернулась официантка: кроме заказанной водки она принесла натуральную селедку и сама налила штурману рюмку.
— У нас есть крабы, — сказал я.
— Ничего, не беспокойтесь: селедка в счет не поставлена.
Официантка была полной и уже немолодой. Страдала плоскостопием и выглядела очень домашней. Пока она не ушла, штурман сидел сосредоточенный и молчаливый. Пил он медленно, верхняя губа приподнялась, обнажая зубы. У него была маленькая подвижная голова и морщинистая, как у черепахи, шея. Морщинистая — больше от худобы, чем от возраста. Он поставил наполовину выпитую рюмку и тотчас ее долил.
— В Таганроге ужасно трудная якорная стоянка, — сказал он и, прежде чем поднять рюмку, долго на нее смотрел. Я понял — он пьян. Он был пьян еще прежде, чем сел за мой стол. В голове у него возникали какие-то обрывки воспоминаний, но он не мог связать их в единое целое.
Между столиками танцевал негр с девушкой. Она лицом касалась его груди, а высоко поднятые руки лежали у него на плечах. Когда они поворачивались, лицо девушки видно было из-за его широкой спины.
— Ненавижу расистов, — штурман скрипнул зубами. — В Гаване меня любила чернокожая женщина.
Его услышала девушка и чуть-чуть улыбнулась.
— Хватит, старик. Не надо, — сказал я.
Он отдернул от графина руку, но тут же крепко обхватил пальцами горлышко.
— Что делать? Года идут, а счастья нет.
Он смотрел совершенно осмысленными и трезвыми глазами. Встал и пошел по проходу, не простившись и не взглянув на меня. Я для него больше не существовал. Напрасно. Я хотел крикнуть: все люди — братья. Но в дверях появились двое дружинников, и я не крикнул.
В ресторане было полно иностранных моряков. Негр и девушка танцевали неподалеку от моего столика. Моряки громко перебрасывались словами. Какими — я не знал, но догадывался.
Не знаю, как выглядят люди, совершая великие открытия. Говорят, Архимед открыл свой закон в ванне. А я сидел под картиной Айвазовского, небрежно облокотясь на спинку стула. Между тем я открыл истину: чем меньше неудачников, тем благополучнее государство. Вся моя жизнь была сплошной заботой о благе государства. Я просто не мог себе позволить быть неудачником. Оставался пустяк: понять природу противоречия между моим прошлым и настоящим.
Девушка лениво передвигала ноги. Ее щека лежала у негра на груди. Девушка смотрела в мою сторону. Убежден, что ее глаза меня не видели. Я сидел под бушующим морем, небрежно облокотясь на спинку стула, и, наверное, как всегда, выглядел очень спокойным и очень благополучным!
Писатель, переводчик Борис Балтер родился 6 июля 1919 г. в Самарканде. Семья переехала туда из Киева, спасаясь от погрома. Балтер оставил весьма колоритный портрет отца: «Мой отец был замечательным человеком. Голубоглазый гигант с пшеничного цвета усами. В русско-японскую войну он был артиллеристом, когда перебили всю орудийную прислугу, он один повернул пушку и прямой наводкой расстрелял атакующих японцев. За мужество и отвагу отец был награжден солдатскими Георгиевскими крестами – высшая воинская награда в русской армии… Отец спас от погрома маму и всю ее многочисленную родню.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Сердце не камень», — говорит пословица. Но случается, что сердце каменеет в погоне за должностью, славой, в утверждении своей маленькой, эгоистической любви. И все же миром владеют другие сердца — горячие сердца нашего современника, сердца коммунистов, пылкие сердца влюбленных, отцовские и материнские сердца. Вот об этих сердцах, пылающих и окаменевших, и рассказывается в этом романе. Целая галерея типов нарисована автором. Тут и молодые — Оксана, Яринка, Олекса, и пережившие житейские бури братья Кущи — Василь, и Федор, и их двоюродный брат Павел.
В сборник вошли повесть «Не родись счастливым», посвященная жизни молодого талантливого хирурга, уехавшего работать в село, повесть «Крутогорье» — о заслуженном строителе, Герое Социалистического Труда Г. Бормотове, а также лучшие рассказы писателя: «Мост», «Меня зовут Иваном», «Пять тополей» и др.
Роман известного писателя С. Марвича «Сыновья идут дальше» рассказывает о жизни и борьбе рабочих Устьевского завода под Ленинградом в годы революции, гражданской войны и начального периода восстановления народного хозяйства. Отчетливо отражена организационная роль партии большевиков, запоминаются образы профессиональных революционеров и молодых членов партии, таких, как Буров, Дунин, Башкирцев, Горшенин, Чебаков. Читатель романа невольно сравнит не такое далекое прошлое с настоящим, увидит могучую силу первого в мире социалистического государства.
В книгу известного журналиста, комсомольского организатора, прошедшего путь редактора молодежной свердловской газеты «На смену!», заместителя главного редактора «Комсомольской правды», инструктора ЦК КПСС, главного редактора журнала «Молодая гвардия», включены документальная повесть и рассказы о духовной преемственности различных поколений нашего общества, — поколений бойцов, о высокой гражданственности нашей молодежи. Книга посвящена 60-летию ВЛКСМ.
В сборник Иси Меликзаде «Зеленая ночь» вошло несколько повестей и рассказов, повествующих о трудящихся Советского Азербайджана, их трудовых свершениях и подвигах на разных этапах жизни республики. В повести «Зеленая ночь» рассказывается о молодом леснике Гарибе, смело защищающем животный мир заповедника от браконьеров, честно и неподкупно отстаивающем высокие нравственные принципы.