Открыта вакансия телохранителя - [54]

— Да. Он снял платок. А когда мы уходили, ворвался в комнату и без покрывала.

И он проводит свободной рукой по лицу, словно пытаясь уничтожить вставшую перед его глазами картину:

— Что же ты наделала, девочка. — Но это минутная слабость проходит так быстро, что я начинаю сомневаться: была ли она вообще. — Ты должна как можно скорее покинуть этот мир. А до тех пор, пока ты этого не сделаешь, пусть твой отец тебя спрячет.

— Извини, Карим. — И я качаю головой. И продолжаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно сдержаннее. Не выдавая родившееся в груди не самое радостное предчувствие. — Но то, что ты мне предлагаешь — слишком серьезно, чтобы я могла согласиться с тобой, не понимая: почему я должна это сделать.

— Ты уверена, что хочешь услышать мои объяснения?

По тому, как он это говорит, я достаточно быстро понимаю — не хочу. Но — должна. И не только из-за того, что должна осознать, насколько серьезно все то, что заставляет его предложить мне столь радикальные меры. Но и подтвердить подозрения отца и братьев в отношении самого Карима, которые считают, что он не столь прост, как пытается казаться.

— Не уверена. Но судя по всему, выбора у меня нет. Во что еще я вляпалась?

Прежде чем начать говорить, он на мгновение отводит взгляд куда-то мне за спину. Словно еще раз обдумывает те слова, что ему придется произнести. Его лицо заостряется, глаза туманятся дымкой, а ладонь сильнее сжимает мою руку, готовя меня к неизбежному.

— Ты — невеста Закираля. — Он говорит с неожиданной насмешкой и чуть мрачноватой улыбкой, но у меня не возникает даже мысли о том, что это может быть шуткой. Потому что горечь, что звучит в его голосе, относится в первую очередь к нему самому. И слова скорее служат обвинением своей неспособности предотвратить ситуацию, чем желанием меня напугать.

— Я?! — Вопросительно приподняв бровь и усмехнувшись. И все лишь с одной целью: скрыть ужас от одного допущения того, что это может быть правдой.

— Попросив его снять платок, ты предложила себя ему в жены. Этот ритуал так и называется: предложение себя. У Даймонов женщин значительно меньше, чем мужчин, поэтому, несмотря на то, что правят мужчины, именно дама выбирает себе спутника жизни. Когда он показал тебе только лицо — ситуация была еще обратима. У него оставалась возможность после раздумий отказаться и все, что он мог потребовать от тебя — дать клятву, что ты никогда и ни с кем не поделишься полученным знанием. Хотя, в отношении женщин других рас уже и это чревато неприятностями: клянутся честью, а этим качеством никого, кроме себя, они не наделяют. Но он обнажил голову и, значит, дал согласие.

А у меня перед глазами та короткая заминка: его рука отстегивает край платка, и мой ошеломленный взгляд скользит по черноте его кожи, по чуть более светлому контуру четко очерченных губ, по резким граням его лица. Мое восхищение плещется через край и его взор становится мягче и теплее.

Не знаю, кому из нас он давал шанс, но только теперь я могу понять, что значила эта пауза — он ждал. И лишь увидев мой восторг, сделал свой выбор.

И остается всего один вопрос: «Зачем? Да только задать его некому.

— Это можно как-то изменить?

— В тот момент помолвка еще не была окончена. И ты вполне могла избежать дальнейшего общения с Закиралем, став женой другого. В этом случае Даймон был бы опозорен, но у него был шанс остаться в живых, который он сам у себя отнял. Показав тебе свое тело, он фактически признал помолвку совершенной и объявил себя твоим женихом.

На этом месте мое мужество решило меня до лучших времен покинуть, и реплика, которую я с трудом выдавливаю из своего сжатого, словно тисками горла, звучит излишне жалобно.

— Но он просто торопился…

Если я рассчитывала, что все это обернется не очень добрым, но розыгрышем — я сильно ошибалась. И Карим, после тяжелого вздоха, лишает меня последней надежды:

— Как бы он не торопился, соблюдение кодекса, который они чтят превыше внешних обстоятельств, более важно, чем чей-то там побег. Так что…

— И те, — я кивнула головой на дверь, имея в виду тех троих, что остались в кабинете, — об этом знают? — Все еще в панике, что царствует в моей душе, но уже пытаясь осмыслить то, что мне подкинула стерва судьба.

— Дракон знать должен. Да и эльф — тоже. Про Элизара не скажу. Но думаю, что если и нет, они с ним этой новостью поделятся.

Что ж. Наш разговор не очень-то радовал меня приятными моментами. Но есть один вопрос, который, я думаю, будет неприятен уже ему.

— А ты об этом откуда знаешь?

Вот только… На его губах загадочная улыбка и легкий прищур глаз. Выдавая все его намерения.

— Извини, девочка, но с этим ответом я пока повременю. Лишь добавлю, чтобы ты до конца осознала всю серьезность того, что произошло. Не позже чем через год ты должна назвать Закираля своим мужем и позволить ему вести тебя в свой дом, в каком мире бы он ни находился — иначе ему придется добровольно уйти из жизни. Но я не думаю, что он так просто согласится на такой исход.

— И единственным вариантом избежать этого для меня является побег?

— Да. Даже если ты и считаешь, что сможешь с ним справиться. И вот еще, все остальные, скорее всего, оберегая от лишних тревог, не станут говорить тебе правды. Поделиться с ними тем, что тебе все известно или нет — решай сама. Но я бы этого делать не стал: во всей этой истории и так слишком много личного, а это будет только мешать. Да и тебе самой будет легче не видеть сочувствия в их глазах. И при первой возможности, свяжись с отцом. Вот ему-то об этом надо знать.