Открой свое сердце - [22]

— В общем, ты не бойся, — неожиданно услышала Нонна и посмотрела на Светку. — От этого ты вряд ли заболеешь. Хотя… Цистит бывает. Ну это, когда рези в животе, и… пописать трудно. Тебе трудно, нет?

— Что? — не поняла Нонна.

— Когда в туалет ходишь, трудно… По маленькому. Если от струи душа вода попадет в мочеточник…

— Откуда ты знаешь? Я же тебе про душ не говорила.

— Ясновидящая я. — Светка громко рассмеялась грудным хрипловатым смехом. — Чего тут рассказывать? Я сама, что ли, дурочка? Подружка… Подушка под ушко, вот и подружка. — Вдруг Светка понизила голос, и глаза у нее сделались большие-пребольшие и яркие-преяркие. — Ты… это, ты, когда душ включаешь, старайся струю сделать не слишком тугой. А еще, знаешь, возьми детскую погремушку с шариками. У нас в «Детском» продают. Чтоб шарики не очень крупные, но и не мелкие. Три шарика… Кипятком…

— Что кипятком? — Глаза у Нонны постепенно становились такими же большими и такими же яркими, как у Светки.

— Простерилизуй.

— Зачем? — спросила Нонна, все еще не отделавшись от чувства стыда, но уже увязшая в водовороте сладостных фантазий.

— А ты три шарика простерилизуешь и туда… Вовнутрь. А потом мышцами работай… Ну, там, внутри. Шарики будут перекатываться, шейку матки массировать, и еще струйка душа. У… Кайф! — Светка закатила глаза и покачнулась, изображая истомную слабость.

— Ну ты и… — Нонна задохнулась от такого откровения. Но по горлу ее прокатилась судорожная волна, и внизу живота защекотало. Это щекотание томило ее полночи и не отпускало разыгравшееся воображение. Ей так хотелось поскорее испробовать новый вариант самоудовлетворения. А что муж? Хрен бы с ним! Что он есть, что его нет. Без него, может, и лучше, успокаивала себя Нонна, ну подумаешь, импотент. Человек вроде хороший, не обижает, не ругает, деньги зарабатывает, одежду покупает. Пока сама себя удовлетворяю, а там, может, и любовника найду. О любовнике Нонна думала редко. Боялась заразы. Но иногда все-таки бросала взгляды, полные вожделения и страсти, на молодых крепких и красивых мужчин, каковых в приграничном городе немало.

Со смены Нонна ушла чуть раньше.

— Свет, отпусти домой, что-то у меня голова болит. А я за тебя в другой раз додежурю.

Светка оторвала голову от подушки. Ее неловкая поза на детской кроватке, где иногда они по очереди дремали во время дежурства, вызывала сочувствие, и Нонна, по-матерински наклонившись над подругой, поправила сползающую на пол подушечку под черными локонами.

— Чего? А… Домой? Иди. — Светка села на краешек кровати и, сладко потянувшись, широко открыла рот в длинном и глубоком вздохе. — Зевушки-коровушки, — сипло промычала она. — Иди, иди. А сколько сейчас?

— Шестой.

— Поставь кипятильничек, — Светка прикрыла живые карие глазки и снова рухнула на кровать. Детская коечка натужно заскрипела пружинами. Нонна вышла из спальни, где мирно сопели разномастные младенцы. По пути она поправила одеялко у Тошки и подоткнула простынку у ее сестренки-близняшки Кешки. Тошка и Кешка были как две капельки воды похожи друг на дружку. Они и спали совершенно одинаково. И у той, и у другой вечно падали одеяла и подушки, уползали простынки. Они одинаково причмокивали, одинаково сосали пальчики, только Тошка — указательный правой руки, а Кешка — левой. Они одинаково копались в кашах, выгребая ложечками каналы, выстраивая горки и домики, одинаково сидели на горшках, низко согнувшись, чуть ли не ударяясь лбом о коврик в туалетной комнате, одинаково плакали и капризничали, ковыряя пальцами в носу, Тошка — правой рукой, а Кешка — левой. У них была одинаковая одежда и обувь. Вот так бы и совместить их, как зеркальное отражение в одном тельце, но было единственное различие, благодаря которому Всевышний создал их в разных оболочках.

Нонна воткнула вилку кипятильника в розетку и, улыбаясь, представила себе этих живых, подвижных девочек. Тошка и Кешка были похожи во всем, кроме проявления радости. Тошка смеялась, широко раскрыв рот, звонкоголосо и щедро. Будто осыпала окружающих драгоценной россыпью счастья. Она хохотала заливисто, и от ее смеха хотелось пуститься в пляс или выскочить на улицу и бежать к серебряному озерцу в золотом перелеске.

Кешка же едва заметно улыбалась, будто бы она чувствовала себя виноватой за поведение всего человечества или же знала и понимала нечто такое, чего никто, кроме нее, не мог знать и понимать. Какую-то грядущую вселенскую беду. Страшную горькую правду мироздания. И поэтому она не смела смеяться и наслаждаться жизнью в полной мере.

Кипятильник зашипел, от поверхности спирали оторвались мелкие пузырьки, затем вода забурлила, вспенилась и пошла волнами в неглубоком озерце эмалированной кружки. Нонна вынула вилку из розетки, отсыпала из банки по чайной ложке быстрорастворимого московского кофе, бросила туда же по кусочку сахара и залила все это кипятком. Запах кофе привел Светку в чувство. Она появилась в дверном проеме, взлохмаченная и с красными, как у кролика, глазами, но готовая к активной жизнедеятельности.

— Иэх! Мужичка бы!

— Тише, — цикнула на нее Нонна и показала глазами в спальню.