Откровения соблазна - [32]

Ларри, слушая их диалог, прислонился к стене, и, обычно спокойное, его лицо омрачилось. Патриция же, почуяв близкую победу, воспрянула духом.

– Просто докажите то, что все и так подозревают. Она замешана во всем этом ради денег и не беспокоится о нашем имени и корпорации. Уж на это‑то вы сгодитесь… или нам стоит найти еще что‑то, порочащее Тринити?

Взгляд, которым обменялась парочка, без слов сказал: они замышляют что‑то недоброе. Ретт с трудом сдерживал негодование – но решил, что до поры до времени лучше помолчать.

– Подумайте, я уверена, вы примете верное решение, – произнесла Патриция и, сделав глоток ядовито‑розового коктейля, ушла.

Ричард окинул Ретта жестким взглядом и направился вслед за женой. Ларри же, казалось, был близок к истерике – вытащив платок, он вытер лоб и жалобно произнес:

– Я не хотел, чтобы все так сложилось.

– Как? Вы имеете в виду, что не собирались выступать на стороне этих негодяев?

– Не хотел причинить боль Тринити – просто хотел слегка напугать ее, чтобы она поступила верно.

Ретт снова с трудом сдержался от того, чтобы не закричать. Как мог Майкл позволить Тринити окружить себя этими людьми?

– То есть вы верили в то, что, напугав человека, поступаете правильно? Или считали, что лучше оставить компанию в руках этих людей? Вы и впрямь считаете, что этого хотел бы Майкл?

Ларри прижал платок к губам и склонил голову – щеки его окрасил румянец.

– Что мне делать?

– Постарайтесь склонить совет директоров в пользу Тринити… и найдите мне этого блогера.

Глава 13

Ретт стоял у кровати и смотрел на Тринити – его сердце в груди прыгало так, что, казалось, вот‑вот вырвется наружу. От желания не осталось ни искры – лишь боль от ощущения предательства росла в душе. В мозгу билась лишь одна мысль: Тринити не сказала ему всей правды – как он снова позволил себя одурачить? Взглянув на девушку, он произнес:

– Как ты могла скрыть это от меня? Позволила мне думать, что… – Он дрожащей рукой откинул назад волосы. – Что ваш с Майклом брак был настоящим, что настоящими были ваши отношения.

Тринити лихорадочно замотала головой, поспешно натягивая рубашку на обнаженное тело, но Ретт даже не осознавал, что она хочет как‑то опровергнуть его слова. Он сдался во власть нарастающему чувству обиды и недоверия, ростки которого были пущены в его душе давно, еще после расставания с невестой, эти хищные побеги плотно укоренились в нем, несмотря на то, что тогда он поклялся себе, что отныне его не одурачит женщина – и вот история повторилась вновь. Всю свою жизнь после той трагедии он посвятил тому, чтобы спасти других людей от подобных страданий – и за долгие годы выстроил собственную систему убеждений, помогающую ему твердо стоять на ногах. И вот первая же женщина, заставившая его усомниться в своих принципах и инстинктах, оказалась лгуньей. Он верил, что Тринити не способна его обмануть и не захотела бы этого делать ни при каких обстоятельствах – однако все оказалось иначе.

Ретта обожгло волной гнева и смущения. Желая получить ответы, он не знал, о чем спрашивать – и мог лишь ходить по комнате взад‑вперед, чтобы дать эмоциям хоть какой‑то выход. Наконец, подойдя к окну, он развернулся и вновь посмотрел на женщину, сидящую на кровати. Выражение ее лица сменилось уже хорошо ему знакомой маской невозмутимости – сейчас Тринити казалась большой куклой, молча глядящей на него. Постепенно растерянность и боль в душе Ретта сменились одним непреодолимым желанием – узнать правду, какой бы она ни была.

– Скажи мне правду – на сей раз все как есть! – потребовал Ретт.

Тринити почувствовала облегчение, когда он отошел от нее, – конечно, она не ждала от него угрозы, но и в таком смятении ей его видеть еще не доводилось. Жизнь научила ее быть осторожной. Однако заговорить она не могла: слова словно застряли в горле, и в голове крутилась лишь одна мысль: нужно было держать Ретта на расстоянии, а она не смогла, пожелав получить что‑то для себя, и вот оказалась в этом кошмарном сне, и из него нет пути назад. Как объясниться с Реттом, в глазах которого ее брак был фарсом? Майкл видел в нем залог безопасности, а для нее самой это было единственным способом поблагодарить человека, спасшего ее жизнь.

– Мне следовало доверять своим инстинктам, – произнес Ретт, возобновляя шаги по комнате. – О тебе говорили, что ты охотишься за состоянием – как я мог не обратить внимания? Ваш с Майклом брак был ложью, но я хочу знать насколько.

В это мгновение лед страха и неясности, сковывающий Тринити изнутри, растаял. Собравшись с духом, она пододвинулась ближе к краю кровати и накинула на ноги юбку. Заставив себя забыть о присутствии Ретта, прожигавшего ее насквозь критическим взглядом, она надела лиф и рубашку, застегнула пуговицы – и только тогда вновь взглянула на него. Он молча стоял и смотрел на нее – и в полумраке черты его лица были плохо различимы, чему Тринити радовалась: она вовсе не была уверена, что сумела бы вести этот разговор при ярком солнечном свете.

– Что ты хочешь знать? – спросила она, и ее голос был относительно спокойным.

Ретт же ответил ей глухо, и было слышно, что он борется с болью.