Откровения секретного агента - [29]

Она в растерянности прижала к груди руки, в ее глазах вспыхнул страх, губы что-то прошептали, но я не услышал.

— Выкладывай, что ты рассказывала Шутову. — Я сказал это так жестко и требовательно, что Татьяна быстро закивала головой, что означало лишь одно: она сейчас все расскажет.

Конечно, она поделилась секретной информацией по поводу моей работы в «семерке», как я выследил подпольную типографию, кое-какую мелкую информацию, про Борьку Данилина, которого, кстати, знал Алексей. Но это все была чепуха, если взглянуть на проблему по большому счету.

— Это все ерунда! — заметил я. — Что ты рассказывала о Москве? Легенду? Подготовку, шифровальное дело!

— Бог с тобой! — воскликнула Татьяна облегченно. — Мы об этом только с тобой и говорили. Ты мне рассказал все, помнишь, ночью, когда приехал. Клянусь тебе здоровьем моей матери! Ничего подобного я Шутову не говорила! Врет он, гад паршивый! Не мог Шутов никому ничего сказать, потому что ничего не знал! Поверь мне, Толя!

Я почти поверил, хотя червь сомнения еще подтачивал меня.

— Так это ты Ивана Дмитриевича? — спросила она тревожно.

— Он тебя оскорблял. Какое он имел право! — завелся я. — Ты моя жена! У тебя с Шутовым отношения, мы сами тут разберемся! Ему нечего лезть, да еще оскорблять! Кстати, что вы решили с Алексеем?

Татьяна отвернулась к окну и несколько секунд молчала, видимо, размышляла над ответом.

— А что будет с твоей карьерой? — спросила она, и я понял, что ее беспокоило мое будущее. — Они будут нас готовить к поездке?

Теперь мне был ясен ее ответ. Несмотря на любовь с Шутовым, она решила со мной не расставаться, чтобы не нарушать моих планов.

— Думаю, моя участь решена. Сегодня, во всяком случае, появилась уверенность.

У меня не выходило из головы, что шеф твердил про Татьянину болтовню, особенно о Москве. Единственный раз в кровати перед сном мы говорили обо всем, что со мной произошло в Москве. Разговаривали мы тихо, подслушать нас никто не мог. И зачем? Если Августа агент КГБ, то ей нет необходимости подслушивать меня. А с Шутовым Татьяна не разговаривала, сделаем такое предположение, значит…

Утром нас разбудил телефонный звонок, Татьяна взяла трубку, послушала и ответила:

— Да, он дома, — и, повернувшись ко мне, тихо сказала: — Тебя Аркадий, так он представился.

— Ты чем занят? — спросил сухо Аркадий. — Ничем? Поговорить надо. На смену тебе не надо приходить. Давай встретимся в ресторане «Кишинев». Я тебя приглашаю. Толя, ты меня понял? Через час.

«Дурной знак, — подумал я, — он никогда раньше меня „Толей“ не называл. Только Анатолий или по фамилии. И чего это в такую рань в ресторан? Да, там можно позавтракать в это время».

Когда я появился в ресторане, Аркадий уже сидел за столиком лицом к входу. На нем был строгий темно-синий костюм и галстук, что меня еще больше удивило. Аркадий никогда в таком виде в конторе не появлялся, а тут вдруг модный галстук, хотя, как и всегда, с лохматой, нестриженой головой.

Он улыбнулся, но его улыбка не подбодрила меня, а усилила мое уныние. Он указал на стул напротив и, когда я сел, спросил:

— Вещие сны видишь?

— Никаких не вижу. Сплю как положено и сколько положено. Где-то что-то не в порядке? — спросил я, не желая бродить вокруг да около. Эта встреча затеяна неспроста.

— Это ты Ивану челюсть свернул? — спросил он, и я заметил в его глазах веселые искорки.

— Он мою жену оскорблял, — ответил я угрюмо.

— Ешь сметану, — пододвинул он мне стакан. — Только давай сначала выпьем. — Словно фокусник, Аркадий откуда-то из-под стола вытащил два тонких стакана, наполненных на две трети светло-коричневой жидкостью. — Десять лет выдержки, пьется только с приличными людьми. — Он чокнулся обоими стаканами и один передал мне. Мы выпили, ароматная жидкость приятно обожгла все внутри. Закусили яблоками, нам принесли семгу и лимон. Мы ели все это молча. Аркадий ничего не говорил, а мне не хотелось начинать, потому что я не знал, зачем я здесь, что хочет от меня шеф «семерки». Потом он сунул стаканы под стол, побулькал в них и поставил на стол. Мы снова молча выпили, и я почувствовал легкое головокружение, неприятности стали уже не такими острыми, вроде даже вообще отступили. Аркадий глянул на меня, и я снова увидел веселые искорки в его глазах. Отчего-то мне стало весело.

— Я ему челюсть свернул, — заявил так, будто Аркадий сомневался. — Он заслужил то, что получил.

— Чудак ты! — возразил весело Аркадий. — Подлеца бьют не за то, что он заслужил, а за то, что он подлец! Как это было, расскажи. — Он подпер голову кулаками и приготовился слушать.

— Понимаешь, я промахнулся, вместо скулы попал в челюсть, — начал было я рассказывать, но Аркадий вдруг захохотал:

— Промахнулся, говоришь! Да он жрать не может. Ну, ну! Давай дальше!

— Приходит он к нам в дом, морда перекошена, челюсть на боку, мычит. Дал я ему с другой стороны, напоила его жена водичкой, и я его проводил. Он мне пригрозил, что не забудет.

— Не забыл уже. Звонили, чтобы я тебя уволил и в контору не допускал. Только я думаю, что тут не челюсть виновата. Что почем, рассказывать мне не надо. Я и так догадался, что ты у нас на стажировке. Но где-то ты прокололся. Очень тщательно все проанализируй. Пройдись внимательно по своим следам. Вспомни французскую поговорку про женщин. Я тебе деньги привез. — Он вытащил пачку десятирублевок и положил передо мной. — Спрячь!