Откровения людоеда - [20]
— Но это совершенно невероятно, — сказал я, — вы и Стэнли Болдуин?
— Да. Мы обычно дарили друг другу ощущения, — продолжала миссис Батли-Баттерс, верхний ряд ее зубов выскользнул и громко чавкал, но она профессионально снова поставила его на место, и ее речь стала более возбуждающей, согретая воспоминаниями. — У Стэна был самый великолепный ванька-встанька из всех, которые я когда-либо видела…
— О? А сколько вы их видели, Ариадна?
Вам слсдуст расценить этот вопрос как любопытство, а не ревность.
— О, сотни. Он обычно ласкал мои женские штучки кончиками пальцев; это было, словно трепетание бабочки здесь, между ног, так чувственно и так невыносимо возбуждающе — ох, ох, затем ощущения переполняли меня — восхитительные ощущения…
Действительно, это выглядело так, что восхитительные ощущения миссис Батли-Баттерс начинались, чтобы переполнить сс еще раз в это самое мгновение, без всякой помощи или поддержки моего бесполезного ваньки-встаньки: сс тощие конечности исполняли развратное маленькое фанданго[92] совершенно самостоятельно, пока она делала странные хватающие жесты своими кулаками — можно было почти слышать щелканье гравия в агонизирующей новизне напряжения; ее высохшие соски бесполезно свисали по сторонам видных из-под кожи ребер; пергаментно-желтые веки были крепко закрыты словно тиски. Следы полупрозрачных ozaena[93] сверкали на ее верхней губе, обрамленной волосами.
— О, Стэн — Орландо — ох…
Поразительно, она кончала без чьей-либо помощи, воспоминание о Стэнли Болдуине воскресало из каких-то запутанных недр ее памяти, и было ясно, что эта брешь пе plus ultra[94] ее страсти была исключительно личным ее достижением. Я только действовал как катализатор. Было ли все это тем, что она настойчиво требовала от меня, или Стэнли Болдуин и я слились воедино, наши разделенные личности воссоздались в виде отдельного прообраза возвращения потерянной любви?
— Наслаждайтесь своими ощущениями, — убеждал я мягким, рассудительным голосом. — Позвольте им завладеть вами, позвольте им убаюкать вас своей лаской. Их не было очень-очень долго, разве нет?
— Да, о, да, ощущения… их не было так долго…
Она временами изгибалась и поворачивалась, затем устроилась в позе эмбриона; ее руки немощно двигались между ее бедер. Медленное, шипящее, истощенное прожилками могильное дыхание выходило из точки между ее тонкими губами размером с булавочный укол, словно прелюдия к стихающему ритму приближающегося окончания.
— Аааххх…
Не глядя вниз, я нежно гладил неприятные, похожие на бороду mons[95] кончиками своих пальцев.
— Словно бабочка, — прошептал я.
— Словно бабочка, — сказала она голосом, который был едва слышен.
Не успел я обратно натянуть на себя трусы, она быстро уснула и нежно похрапывала.
Два дня спустя я получил извещение от Лоуренса Дигби из «Дигби, Дигби и Пикок» о том, что вклад на двенадцать тысяч фунтов был открыт в «Куттс»[96] на мое имя, и что от меня ожидаются дальнейшие инструкции.
А теперь в кровать
Оставшиеся часы той ночи, ночи, имевшей важные последствия упоительного осуществления стечения обстоятельств, я сберег для ссбя и своего желанного одиночества. Я выбрал сочный, пикантный бочок[97] из холодильной камеры — тот, который, казалось, ждал моего прихода, жаждал моих объятий, беззвучно рыдал о почитании, которое только я мог дать! — и, перенеся его на своих плечах, словно невесту через порог, я принес его наверх, в свою маленькую комнату на чердаке.
Я остановился на несколько мгновений, занимаясь поглощением огромного темно-красного простора плоти с вкраплениями жира; туша лежала на кровати, словно ждущая любовница, ее тишина была весьма красноречивой, ее. неподвижное повиновение было скорее инициацией обольщения, чем ответом на него — оба парадокса страсти вместе. Ее совершенный внешний вид был метафизическим противоречием: мертвая, она была все еще потрясающе жива, бесконечно двигаясь в своей неподвижности; это было глупо, но связь эмоций, которые она пробуждала во мне, составляла лирическое прозрение в почтении изумительной одержимости. О Боже, какие чудеса открываются? Я весь дрожал, как от хорошей вибрации.
Я медленно и неловко разделся, со всей стыдливой gaucherie[98] девственного любовника: я скакал с одной ноги на другую, пока снимал штаны, поймав свой носок на пряжке ремня; пуговицы на рубашке щелкали и раскалывались; ключи выскользнули из кармана. Когда, наконец, я закончил, стоя с эрекцией под трусами, потея и трясясь, я понял с пронизывающей ясностью, сколь терпеливой и сколь любезной была моя возлюбленная; она роскошно мерцала в янтарно-золотом свете лампы с абажуром, ожидая только того, чтобы удовлетворить мой голод, насытить, погрузить меня в экстаз.
Я осторожно лег поперек плоти, просунув свои руки под нее, так, что мы были заперты в обьятиях; я положил свою щеку на ее слегка сморщенную поверхность и, глубоко вздохнув, был тотчас опьянен кисло-сладким ароматом холодной свернувшейся крови, стремительными аминокислотами, сотнями других непостижимых разновидностей ихора,[99] появившихся, вытесняющих и сгущающихся — это, несомненно, было опьяняющее благоухание, которое пробуждало ноздри Яхве, когда он помешивал своим указательным пальцем хаотичный первородный бульон, ставший Адамом!
Молодой герой неожиданно просыпается в одном поезде с доктором Фрейдом и садистом-проводником. Он не может вспомнить, кто он такой и куда направляется. Вскоре выясняется, что его ждут в одном замке, где он должен прочесть лекцию по искусству йодля (манере пения тирольцев). Пытаясь выяснить в библиотеке хозяина замка, что он вообще знает об этой теме, он неожиданно сталкивается с его дочерью, ненасытный сексуальный аппетит которой перешел все границы дозволенного. Автор проводит читателя через причудливое переплетение различных историй, сновидений внутри сновидения, с персонажами, чья реальность постоянно меняется.
«Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению» – так называется книга, выходящая в серии «fabula rasa» издательства «Симпозиум».Автор, скрывающийся под псевдонимом Дэвид Мэдсен – ныне здравствующий английский католический философ, теолог и монах, опубликовал роман в 1995 году. По жанру это дневник личного секретаря Папы Льва Х, карлика Джузеппе, представляющий Возрождение и его деятелей – Рафаэля, Леонардо, Мирандолу глазами современника. «Мемуары» написаны как бы изнутри, человеком Возрождения, всесторонне образованным космополитом, пересматривающим понятия добра и зла, порока и добродетели, извращенности и нормы.
Алина совсем ничего не знала про своего деда. Одинокий, жил в деревне, в крепком двухэтажном доме. На похоронах кто-то нехорошо высказался о нем, но люди даже не возмутились. После похорон Алина решила ненадолго остаться здесь, тем более что сын Максимка быстро подружился с соседским мальчишкой. Черт, лучше бы она сразу уехала из этой проклятой деревни! В ту ночь, в сырых сумерках, сын нашел дедов альбом с рисунками. Алина потом рассмотрела его, и сердце ее заледенело от ужаса. Зачем дед рисовал этот ужас?!! У нее еще было время, чтобы разглядеть нависшую угрозу и понять: обнаружив ночью альбом с рисунками, она перешагнула черту, за которой начинается территория, полная мерзких откровений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пока маньяк-убийца держит в страхе весь город, а полиция не может его поймать, правосудие начинают вершить призраки жертв…
Любовь и ненависть, дружба и предательство, боль и ярость – сквозь призму взгляда Артура Давыдова, ученика 9-го «А» трудной 75-й школы. Все ли смогут пройти ужасы взросления? Сколько продержится новая училка?
Вот уже почти двадцать лет Джанкарло Ло Манто — полицейский из Неаполя — личный враг мафиозной семьи Росси. Он нанес ей миллионный ущерб, не раз уходил от наемных убийц и, словно заговоренный, не боясь смерти, снова бросался в бой. Потому что его война с мафией — это не просто служебный долг, это возмездие за убийство отца, друзей, всех тех, кто не захотел покориться и жить по законам преступного мира. Теперь Ло Манто предстоит вернуться в Нью-Йорк, город его детства, город его памяти, для последнего решающего поединка.
Во время разгульного отдыха на знаменитом фестивале в пустыне «Горящий человек» у Гэри пропала девушка. Будто ее никогда и не существовало: исчезли все профили в социальных сетях и все офи-циальные записи, родительский дом абсолютно пуст. Единственной зацепкой становятся странные артефакты – свитки с молитвами о защите от неких Чужаков. Когда пораженного содержанием свитков парня похищают неизвестные, он решает, что это Чужаки пришли за ним. Но ему предстоит сделать страшное открытие: Чужак – он сам…