Откровения Екатерины Медичи - [155]

И вдруг я услышала топот приближавшихся шагов. Я застыла в кресле, с беспощадной яркостью припомнив тот день, когда во дворец ворвался Меченый и я — в этом самом зале, рядом со своим сыном Карлом — встретила его лицом к лицу. Тогда я была неистовой, непокорной; готова была биться с Гизами не на жизнь, а на смерть. Жажда возмездия не угасла с годами, но теперь я выжидала, внешне сохраняя спокойствие, словно паук посреди любовно сплетенной паутины.

Прошлое повторялось, но я, в отличие от Гизов, многому научилась на своих ошибках.

Я опять украдкой бросила взгляд на Генриха. Он расправил плечи, глядя, как в зал входит Гиз, сопровождаемый шестью одетыми в черное вельможами. В белом камзоле и коротких штанах с разрезами он казался великаном; мускулистые ноги его облегали кожаные сапоги, броский красный плащ был по новой моде подвязан к плечу. Светлая борода Гиза была коротко подстрижена, острые, как у хищной птицы, глаза сверкали на загорелом лице, где только редкие морщинки выдавали, что ему уже пошел тридцать седьмой год.

Остановившись перед возвышением, Гиз поклонился:

— Ваше величество, я прибыл по вашему повелению.

— Мое повеление, — отозвался Генрих, — состояло в том, чтобы вы прибыли один, без свиты.

— Что я могу поделать, если народ меня любит, — отвечал Гиз с такой дерзостью, что я стиснула зубы. — Если вы прикажете, я попрошу людей разойтись.

— Кто здесь король, господин мой, вы или я? — Генрих стремительно встал и гневно ткнул пальцем в Гиза. — Немедля отошлите своих дворян!

С этими словами он окинул взглядом католических вельмож, под просторными плащами которых можно было укрыть целый арсенал. Как по команде, Сорок Пять разом обнажили мечи, и свист стали, покинувшей ножны, эхом разошелся по громадному залу.

С лица Гиза отхлынула кровь. Я испытала мрачное удовлетворение оттого, что мы пока еще способны напугать его. Он-то помнил, как запросто проливается кровь в этих стенах. Тем не менее Гиз не велел своей свите удалиться, а вместо этого извлек из-под плаща свиток пергамента.

— Лига желает только проследить за тем, чтобы наши соглашения были исполнены. — Он положил свиток на край помоста. — Вот наши условия. Мы требуем, чтобы вы ввели во Франции святую инквизицию, дабы очистить страну от гугенотской ереси. Мы хотим, чтобы вашим наследником был объявлен Карл Лотарингский, сын вашей покойной сестры Клод, а еретик Генрих Наваррский был исключен из наследования и объявлен государственным изменником, коему впредь появляться в пределах Франции было бы запрещено под страхом смерти.

На скулах Генриха явственно заходили желваки. Мне стало не по себе; я почти ожидала, что он сейчас громовым голосом отдаст приказ убить Гиза, хотя мы давно уже условились — только не здесь. Не в Париже, жители которого в подавляющем большинстве католики и не преминут отомстить нам, если что-то случится с их кумиром. Я вдруг осознала: Луиза страшится того же, что и я. Взгляды наши встретились, и я увидела в ее глазах безмолвный ужас. Бедная Луиза! Не обученная быть королевой, обреченная на бесплодный брак без надежды на материнство, она угодила в водоворот ненависти и обмана, которые окружали нас. Генриху не следовало жениться на Луизе. Ей здесь нечего делать.

Мой сын молча в упор смотрел на Гиза. К облегчению моему, я заметила, как он едва уловимо качнул головой, и тон его, когда он наклонился подобрать свиток, резко переменился.

— Сдается, вы все предусмотрели, — заметил он с отрывистым смешком. — Вы и ваши спутники непременно должны сегодня отужинать с нами, чтобы обсудить эти условия во всех подробностях.

Гиз нахмурился. Мое сердце забилось чаще. Неужели мы, изображая покорность, зашли слишком далеко?

— Как только ваше величество подпишет эти условия, — сказал Гиз, — у нас будет вдоволь времени для ужинов. Я жду вашего ответа через три дня.

Не говоря более ни слова, он развернулся и пошел к выходу. Красный плащ трепетал за его спиной, вслед за ним дружно двинулись вельможи из его свиты.

Едва они ушли, Генрих отшвырнул свиток и, сойдя с возвышения, широкими шагами подошел к сводчатому окну. Я услышала, как снаружи с новой силой раздались крики: «Да здравствует Гиз! Да здравствует герцог!» — это Гиз и его спутники вышли из Лувра.

— Терпение. — Я приблизилась к сыну. — Твой час настанет.

— Когда? — напряженным шепотом спросил он, не оглянувшись.

— Скоро. — Я коснулась его плеча. — Он сам расставил себе ловушку. Теперь нам нужно лишь дождаться, когда он в нее угодит.

Грозовые тучи собирались в свинцовом небе, потрескивали молнии, но дождя не было. Во влажном воздухе пахло серой. Сидя в своих покоях, я с тоской вспоминала Бираго, поскольку каждый час получала донесения от его осведомителей, по-прежнему работавших на меня. Гиз, дожидавшийся, когда мой сын вручит ему свиток со своей подписью — знак полной капитуляции, — не терял времени даром и собрал всю свою родню в парижском особняке Гизов, где пребывал и сам. И покуда горожане толпились перед дверями особняка, с терпеливым благоговением ожидая явления своего героя, приспешники Гиза заполняли город.

Париж, столетиями служивший резиденцией французским монархам, теперь стал твердыней Гиза.