Откровения Екатерины Медичи - [13]

Я принудила себя улыбнуться, хотя при этих словах все во мне сжалось. Неужели я проделала такой долгий путь, чтобы стать нелюбимой женой принца?

Мне подносили все новые блюда, а король Франциск один за другим осушал кубки вина с пряностями, будто забыв обо мне. Но вот он легонько тронул меня за руку и сказал:

— Дорогая, тебя хотят поприветствовать племянники Монморанси. Улыбайся. Это дети его покойной сестры, его отрада и гордость.

Я вздрогнула и тотчас собралась с мыслями. Передо мною стоял коннетабль, а с ним трое юношей.

Миловидность их лиц, обрамленных каштановыми волосами, выгодно оттеняли простые белые камзолы. Сразу бросалось в глаза, что они родня и крепко держатся друг за друга.

— Ваше высочество, — проговорил коннетабль, — позвольте представить: мой старший племянник Гаспар де Колиньи, синьор де Шатильон!

Я подалась вперед. У Гаспара де Колиньи были густые, темные, с золотистым отливом волосы и ясные голубые глаза, от худощавого лица веяло меланхолией. Вероятно, он был по крови миланец, привлекательный, но отстраненный, как свойственно миланским аристократам. Я бы дала ему двадцать с небольшим, однако оказалось, что он едва достиг шестнадцатилетия.

— Для меня это большая честь, — негромко проговорил он. — Надеюсь, ваше высочество, вы будете здесь счастливы.

— Благодарю, сударь. — Я ответила ему робкой улыбкой.

Колиньи помедлил, глядя мне в глаза. Я ожидала еще каких-то слов, но он лишь снова поклонился и вместе с братьями вернулся к столу, а мне осталось лишь проводить его взглядом, словно с ним уходило нечто бесконечно дорогое, чего я, возможно, уже никогда не обрету.

— У Гаспара недавно умер отец. — Король Франциск вздохнул. — Вот почему он носит белое, во Франции это цвет траура. Мадам Колиньи скончалась много лет назад, и теперь, после смерти отца, Гаспар сделался главой семьи. Коннетабль в нем души не чает. — Он искоса поглядел на меня. — Надобно сказать, тебе повезло с друзьями. Монморанси один из самых преданных моих слуг, и род их весьма древний. То же относится и к его племянникам, а при дворе, малышка, происхождение решает все.

Стало быть, Гаспар Колиньи — сирота, как и я сама? Быть может, поэтому я с первой минуты ощутила, что он мне так близок?

Приветствия продолжились, аристократы толпой двинулись ко мне, расталкивая друг друга в стремлении показать королю, что они жаждут выразить почтение его новой невестке. После двадцатой перемены блюд и четырех десятков новых знакомств я оставила всякие попытки запомнить имена и титулы и мысленно возликовала, когда король поднялся и объявил, что я, по всей вероятности, устала. И повел меня с помоста на другой, напротив нашего, где весь вечер в каменном молчании восседала королева Элеонора.

Мне было жаль ее. Подобно мне, Элеонора в свое время стала жертвой династического брака и явно не пожелала пускать корни в чужую почву. Я слышала, что для испанцев это в порядке вещей — они весьма ревностно хранят память о своем происхождении, — но понимала, что мне не следует брать пример с Элеоноры. Во что бы то ни стало я должна здесь прижиться, сделаться своей при здешнем дворе. К добру ли, к худу ли, но теперь мой дом тут. Проходя мимо коннетабля, я украдкой глянула на его старшего племянника. Гаспар наклонил голову, и я тщетно искала случая встретиться с ним взглядом.

Пажи, одетые в белые и голубые цвета рода Валуа, распахнули дверь. Король Франциск оставил меня на попечение моих фрейлин; не обменявшись с ними ни единым словом, я позволила снять с себя пышный наряд и, встретившись с понимающим взглядом Лукреции, улеглась в незнакомую кровать.

Оставшись в одиночестве, я лежала без сна и думала о том, что тетушка Кларисса ошибалась.

Пока не похоже, что меня ждет великое будущее.

Глава 6

Проснувшись поутру, я обнаружила, что вокруг кровати собрались все мои фрейлины. Всю минувшую неделю мне не удавалось как следует выспаться, а потому я решительно засунула голову под подушки.

— Госпожа, тебя ожидают его величество и двор. — Лукреция, набравшись смелости, потрясла меня за плечо. — Брачная церемония назначена на сегодня.

Я застонала, но тут же замерла и осторожно выглянула из-под подушек. Ноздри щекотал лавандовый аромат из медной ванны, которую мои спутницы приволокли в спальню и наполнили горячей водой; краем глаза я заметила пышные оборки разложенного на столе подвенечного платья.

— Так он приехал?

Анна-Мария печально покачала головой. От унижения к щекам моим прихлынула жаркая волна.

— Что же, — процедила я, — если принца нет, с кем же я тогда должна сегодня венчаться?

— Его величество говорит, если понадобится, он сам заменит жениха.

Анна-Мария залилась слезами. Судя по бессвязным словам, что срывались с ее губ между всхлипами, она полагала меня несчастнейшей принцессой во всем христианском мире.

— Вот уж чего я не думаю! — заявила я, стараясь сохранять хорошую мину при плохой (даже, скорее, ужасной!) игре. — Впрочем, наверняка есть принцессы и посчастливее меня.

С этими словами я предала себя в заботливые руки фрейлин и два часа спустя вышла из спальни, закованная в тяжелый небесно-голубой бархат. Усыпанные бриллиантами зарукавья сомкнулись на моих запястьях, словно кандалы.