Откровения - [38]

В  нынешнее  же  время  применялось  заклинание,  не  позволяющее  Красной  крови  заметить  ничего  странного.  После  заключения  уз  Мими  Форс  так  и  останется  Мими  Форс,  только  все  из  Красной  крови  будут  теперь  думать,  что  у  них  с  Джеком  общая  фамилия  потому,  что  она  приходится  ему  женой,  а  не  сестрой.  Воспоминания  нетрудно  изменить,  а  правда  —  вещь  податливая.

Шайлер  заметила,  как  Джек  повернулся  к  Мими  и  ласково  взглянул  на  нее.  А  Мими  и  без  того  сияла.  Шайлер  сделалось  грустно  и  тяжело  на  сердце.  И  как  она  могла  надеяться,  что  у  нее  есть  хоть  малейший  шанс  на  настоящее,  долгое  счастье  с  Джеком?

«Ну  неужели  нельзя  ничего  сделать?!  —  с  отчаянием  подумала  девушка.  —  Должен  быть  какой-то  способ  разорвать  узы  и  обрести  свободу,  чтобы  любить  того,  кого  пожелаешь».

«Он  есть».

Шайлер  вздрогнула.  На  мгновение  ей  показалось,  что  в  ее  сознании  прозвучал  голос  Джека.  Но  более  она  не  слышала  его.  И  все  же  она  знала,  что  это  произошло.  Это  не  было  плодом  ее  воображения.  И  внезапно  ей  стало  легче  на  душе,  и  она  взглянула  в  будущее  более  оптимистично.

Должна  же  для  них  существовать  какая-то  надежда!

Глава 25

Блисс  никогда  не  понимала  страстного  увлечения  Шайлер  Джеком  Форсом  и  от  души  желала,  чтобы  подруга  отказалась  от  погони  за  миражом.  Ничего  хорошего  из  этого  выйти  не  могло.  Хотя  Блисс  вошла  в  состав  Комитета  недавно  и  только  начала  осваиваться  с  обычаями  своего  народа,  одно  она  понимала  четко:  ни  в  коем  случае  не  балуйся  с  узами.  Узы  —  штука  серьезная.  Ничто  и  никогда  не  разлучит  Джека  и  Мими.  Ничто  и  никогда  не  встанет  между  ними.  Иное  даже  и  предположить  невозможно.  Блисс  считала,  что  Шайлер  всегда  относилась  к  этому  чересчур  беспечно  —  что  вообще-то  было  странно,  если  учесть,  что  мать  Шайлер  первой  из  их  народа  разорвала  узы  и  оказалась  вынуждена  жить  (если  это  можно  было  назвать  жизнью)  с  последствиями  своего  решения.  Но,  как  говорится,  любовь  слепа.

Однако  после  лекции  Блисс  воздержалась  от  высказываний  типа  «я  же  тебе  говорила».  В  ее  понимании  это  было  бы  не  по-дружески.  Они  покинули  зал  заседания  молча.  Оливер  быстро  извинился  и  ушел  еще  до  того,  как  собрание  было  распушено,  а  Шайлер  всю  дорогу  до  дома  пребывала  в  унынии  и  помалкивала.  Блисс  не  стала  спрашивать,  продолжают  ли  они  с  Джеком  встречаться  в  той  квартире  в  центре  —  секрет,  о  котором  Шайлер  наивно  проболталась  несколько  месяцев  назад:  она  как-то  рассказала  Блисс  о  конверте,  подсунутом  под  дверь  ее  комнаты.  В  конверте  был  ключ  и  адрес.  На  следующий  день,  когда  Шайлер  явилась  в  школу  раскрасневшаяся  и  задумчивая,  Блисс  сложила  два  и  два.

Блисс  винила  в  произошедшем  Джека  Форса.  Он  должен  был  понимать,  что  делает.  Он  имел  доступ  к  мудрости  своих  прошлых  жизней  —  а  Шайлер  была  новым  духом,  фактически  таким  же  слепым  и  глупым,  как  Красная  кровь.  Джеку  следовало  оставить  Шайлер  в  покое.

Когда  Блисс  вернулась  домой,  родители,  к  ее  удивлению,  были  там,  хотя  Боби  Энн  в  это  время  обычно  занималась  борьбой  с  целлюлитом,  а  Форсайт  вроде  как  уехал  на  неделю  в  Вашингтон.

Блисс  положила  ключи  на  серебряный  поднос  на  столике  и  прошла  по  главному  коридору  на  шум  ссоры.  Похоже  было,  будто  Форсайт  и  Боби  Энн  орут  друг  на  друга.  Но  вскоре  Блисс  осознала,  что  ей  так  кажется  из-за  вампирской  остроты  слуха.  На  самом  же  деле  они  разговаривали  шепотом.

—  Ты  уверен,  что  обеспечил  безопасность?

Это  произнесла  Боби  Энн.  Блисс  никогда  еще  не  слышала,  чтобы  мачеха  говорила  настолько  взволнованно.

—  Абсолютно  уверен.

—  Говорила  же  я  тебе,  чтобы  ты  от  него  избавился!

—  А  я  тебе  говорил,  что  это  не  будет  безопасно!  —  огрызнулся  Форсайт.

—  Но  кто  мог  его  взять?  Кто  вообще  знал,  что  он  у  нас?  Он  никогда  не  должен  был  заметить  пропажу...

Послышался  неискренний  смех.

—  Ты  права.  Он  превратился  в  полную  развалину.  С  ним  покончено.  Он  только  тем  и  занимается,  что  плачет  и  смотрит  старые  альбомы  с  фотографиями  или  слушает  старые  записи.  Тринити  просто  вне  себя.  Жалкая  картина.  Он  никак  не  мог  узнать.

—  Но  кто  тогда  это  сделал?

—  Ты  знаешь,  кого  я  подозреваю.

—  Но  она  всего  лишь  девчонка!

—  Она  не  просто  девчонка.  И  ты  это  знаешь.

—  Но  как  мы  можем  быть  уверены?

—  Никак  не  можем.

—  Если  только...

Голоса  стихли,  и  Блисс  прокралась  по  главной  лестнице  к  себе  в  комнату.  Ей  было  любопытно,  о  чем  это  говорили  родители.  Такое  впечатление,  будто  они  что-то  потеряли.  Девушке  тут  же  подумалось  об  ожерелье,  которое  она  носила  не  снимая.  Она  так  и  не  вернула  его  отцу  после  бала  Четырех  сотен.  Но,  с  другой  стороны,  он  и  не  просил  его  вернуть.  Да  речь  и  не  могла  идти  об  ожерелье,  поскольку  Боби  Энн  видела  его  на  падчерице  совсем  недавно  и  еще  сказала  тогда,  что  оно  идет  к  глазам  Блисс.