Откровение огня - [83]

— Почему же он не вернулся раньше? Сразу после революции?

— Олечка, он же художник. Это надо понять. Он начал одну работу…

— Никакая работа не может оправдать добровольный отрыв от родины, — возмущенно перебила Михина Оля. — Вы можете оправдать человека, бросившего свою мать?

— Вы не горячитесь, Олечка. Ну зачем же так горячиться? Картины Рериха вас задели, верно? А почему они такие? Потому что судьба у художника была особенная.

— Горы можно писать и у нас в Средней Азии.

— Я думаю, что Рерих любил Россию не меньше нас с вами. Он жил в отрыве от родины по необходимости.

— У него было задание? — встрепенулась Оля.

Михин улыбнулся и сказал:

— Можно сказать, что да.

— Секретное?

— Да.

— Почему же тогда ВЫ об этом знаете? — спросила Оля коварно.

Михин усмехнулся:

— Это не такое задание, о котором вы думаете. Мне известно об этом от одного рижского искусствоведа. Он был близким знакомым художника. Люди из круга Рериха знали о его деятельности в Индии. Я имею в виду те ее стороны, о которых не говорится в его жизнеописании. — Михин кивнул на шкаф, куда уже успел спрятать возвращенную Олей книгу.

— Я тоже хочу знать об этих сторонах, — заявила Оля с решительностью. — Расскажите мне, Вячеслав Иванович, о Рерихе все, чтобы я не думала дурное.

Михин посмотрел на нее пристально и спросил:

— Как вы относитесь к легендам?

— Как к фольклорному жанру. При чем тут легенды?

— А при том, что Рерих относился к легендам как к замаскированной правде. Он считал, что в образах и символах спрятана неизвестная для большинства из нас действительность. В Индии, Монголии, на Тибете ходят рассказы о Шамбале, таинственной горной стране, где живут высокоразвитые люди. Они умеют, например, общаться с другими на расстоянии. Вот мы с вами сидим здесь, разговариваем о Шамбале, а там, может быть, кто-то нас слушает. Если надо, он может отправить вам или мне прямо в сознание свою мысль — так, как мы посылаем телеграммы.

— Что за чушь! — воскликнула Оля и вдруг почувствовала озноб.

— Вы что, опять дрожите, Олечка? — спросил озабоченно Михин.

— С чего вы взяли? — отказалась она признать очевидное. — И Рерих в эту глупость верил?

— Говорят, он сам получал такие «телеграммы».

— Он это просто вообразил! — воскликнула Оля.

— Горные пейзажы Рериха, что вы видели, связаны с его экспедициями. Он предпринял несколько экспедиций в поисках Шамбалы. Никто не знает, где она находится. В легендах говорится, что Шамбалу могут найти только те, кто туда вызван. Рерих искал ее в Гималаях, на Тибете. Он даже был у нас на Алтае. Легально, разумеется — вы не подумайте. Интересно, что в Сибири, вокруг Байкала, тоже ходит легенда о загадочной высокогорной стране без адреса. В одних местах ее называют Беловодье, в других — Нагорье…

— И нашел Рерих Шамбалу? — оборвала Михина Оля.

— По-моему, нет.

— Значит, он туда не был вызван! — злорадно заявила она. — Высокоразвитые люди, телеграммы в сознание — как можно в это верить?!

— А почему вы так нервничаете, Олечка? Разве мы, в нашей стране, не провозгласили, что возможности человека неисчерпаемы?

Оля вскочила, поискала слова, не нашла их и сбивчиво проговорила:

— Я пошла. Мне надо идти. Мне надо подумать…

И бросилась к двери.

Душистый апрельский воздух, овеявший Олю на улице, снял ее дрожь, но тогда началось другое. Солнечная Москва потускнела и отодвинулась, а перед Олиными глазами возникли розовые и голубые горы Рериха. Картины наплывали друг на друга, изображенные на них фигурки двигались и, оставляя свой антураж, перебирались в другой. Скоро Оля увидела на одной из горных вершин у самого горизонта вытянутую к небу башню с крышей-конусом. Этой башни у Рериха она не помнила.

На острие конуса вспыхнул яркий свет, и Оля инстинктивно зажмурилась. Когда она открыла глаза, перед ней была Москва. «У меня галлюцинации!» — подумала Оля, и от этой мысли ей почему-то стало радостно. Она успела только отметить, что идет уже по Пятницкой улице, как снова оказалась в горах. Теперь с башни, через все огромное пространство, падал ей на дорогу луч. Оля делала шаг, и луч ровно на столько же отодвигался от ее ног.

Без какой-либо закономерности ее зрение перемещалось с одного фокуса на другой — с московской улицы на горную тропу. Улицы менялись, тропа оставалась та же. Наконец она обнаружила, что успела пройти пешком Замоскворечье, Китай-город и оказалась теперь у площади Ногина. Через пару переулков жил Резунов. Недалеко была и остановка автобуса, на котором можно было доехать до общежития. «К Алику!» — решила Оля.

Алика в общежитии не было, и его соседи не знали, где он. В своей комнате она застала вечеринку. Оля выпила с компанией чаю, но сидеть за столом не осталась. Она еще раз сходила к Алику. Брата у себя по-прежнему не было. Тогда она поехала к Резунову — ей нужно было кому-то это рассказать. Что «это» — требовалось еще разобраться. Почему вдруг появились галлюцинации? Перевозбуждение? А оно из-за чего? Из-за картинки? А башня откуда взялась? Видела она ее все-таки у Рериха или нет? А дрожь? И чего это она так веселится из-за всего этого? Отмечает признаки явного сумасшествия — и веселится!