Откровение огня - [24]

— Чудо еще не произошло? — спросил я ее как сообщницу.

— Какое чудо? — не поняла она.

— Я имею в виду возвращение на место подлинного «Откровения огня».

— А, вы об этом! Это безнадежно.

Я посмотрел на нее в недоумении: как это понимать?

— Значит, выйти на след рукописи не удалось?

Она отрицательно покачала головой.

— Следует понимать, что проверка уже закончилась?

— Какая проверка? — насторожилась Сова. Было похоже, что она ничего о ней не знала. Оставалось думать, что Парамахин решил скрыть это дело ото всех, кроме меня. Взяв полученные от Совы рукописи, я отправился работать к своему столу. Не прошло и получаса, как передо мной вырос сам Парамахин. Тот же костюм, то же выражение лица.

— Можно вас на минуту?

Мы вышли на лестничную площадку, как и в прошлый раз.

— Я заглянул в читальный зал и увидел вас, — сказал он мне. — Как ваши дела? Обнаружили еще что-то интересное о кенергийцах?

Узнав, что неожиданности больше не происходили, Андрей Алексеевич заявил:

— Наверное, вы получили все причитавшиеся вам сюрпризы одним разом. Я до сих пор нахожусь под впечатлением вопиющей заурядности обстоятельств, благодаря которым вы вышли на «Замечательную находку» в «Историческом вестнике». Вот и у меня такая же привычка: прочитаю нужную статью в журнале и потом обязательно его пролистаю — мало ли еще что там имеется интересного. Но почему-то мое любопытство пока ни разу не было вознаграждено — вам же выпала удача, да еще какая! И с Сизовым вам поразительно повезло: обнаружить мимоходом единственный источник информации — такое ведь тоже случается редко. Сразу после нашей последней встречи я познакомился с материалом о Захарьиной пустыни в «Любителе древности». Ну и история! Загадочное начало, загадочный конец. Должен сказать, последнее чудо в Захарьиной пустыни — так называемое «действо» во время ее осады — мне показалось более впечатляющим, чем чудеса Евлария. Вы помните описание этого события в следственном деле, пересказанное Сизовым? Я имею в виду некоторые подробности в докладной офицера, руководившего осадой, который узнал о случившемся от очевидца. Там есть одна любопытная деталь: участники «действа» стали после него «тихими». Похоже на шок, вы не находите? Я могу это себе хорошо представить, очень даже хорошо! А потом вдруг какая-то дремучая уголовщина. Кто пролил кровь и зачем? Как связать одно с другим? И куда все же делись люди? Неужели правда сгорели вместе с монастырем, как заключило следствие? Среди них, помнится, была беременная женщина, подруга атамана. Эта подробность делает конец Захарьиной пустыни особенно драматичным. Впрочем, есть одно обстоятельство — неизвестное Сизову, но известное вам и мне, — которое заставляет думать, что по крайней мере один из осажденных спасся. Как бы тогда уцелело «Откровение огня»? Последний кенергиец оставался в Захарьиной пустыни до конца, а значит — и эта книга. Кто-то должен был вынести ее из монастыря, чтобы она спустя сто лет могла обнаружиться в Благовещенском монастыре под Тамбовом, а потом, еще через сто пятьдесят лет после этого, попасть в фонд АКИПа. Разумеется, такое рассуждение оправданно, если верить, что сообщение о кенергийской рукописи в «Историческом вестнике» отражает действительность и что это именно она поступила к нам в 1938 году. Хочу вам признаться, что в последнее я верю все меньше.

Здесь он остановился, чтобы дать мне возможность удивиться. Напрасно он прервался: я и не подумал этого сделать. Зигзаг в его «рассуждении» и в самом деле был неожиданным, но я уже привык к зигзагам.

— На это имеется несколько причин, — пояснил Парамахин. — Вот вам такой факт, например. Из документов следует, что «Откровение огня» принесла к нам в архив одна простая женщина, жительница Москвы. Рукопись была ее собственностью. Как, спрашивается, мог к ней попасть скрываемый от всех манускрипт из тамбовского монастыря? Его наверняка хранили там в тайнике, и невозможно представить, чтобы он мог оказаться в случайных руках — даже если Благовещенский монастырь, как и многие другие, был разорен местными жителями. Крестьяне живились, как правило, остатками монастырского имущества, после того как властями была проведена конфискация всего ценного. Логичнее предположить, что кенергийская рукопись попала в какой-то государственный спецхран или осталась лежать в своем тайнике. И тогда поневоле встает вопрос: а что, если «Откровение огня» в фонде АКИПа и кенергийская рукопись — две разные книги с одинаковым названием? Тогда получается другая картина: наш архив приобрел в 1938 году известный вам сборник без начала и без конца, который его владелица почему-то называла «Откровением огня», а манускрипта, написанного в Захарьиной пустыни и хранившегося в Благовещенском монастыре, в АКИПе никогда не было. Единственное объективное основание для подозрений в подмене дает каталожная карточка. И опять начинаешь думать: не связан ли переполох всего лишь с тем, что кто-то из наших работников сорок четыре года назад плохо сосчитал листы и перепутал скоропись с полууставом? Хоть и маловероятно, но ведь не исключено, вы согласны?