Отголоски войны - [26]

— А гдѣ теперь старуха? — спросилъ сильно заинтересованный Филиппъ.

— Ушла на яхту со своимъ узломъ. Можетъ быть, уже и отплыла.

— А яхта далеко отсюда? — быстро спросилъ Филиппъ.

— Нѣтъ, не далеко.

— Если вы сейчасъ же сведете меня туда, — сказалъ Филиппъ, опуская руку въ карманъ, — то вотъ вамъ за это пять шиллинговъ.

Угрюмый человѣкъ согласился; они вышли и направились по пересѣкающимся рельсамъ мимо вагона съ красными фонарями. Потомъ пошли навѣсы, склады; они прошли затѣмъ черезъ длинный проходъ, освѣщенный тусклой лампой.

— Взгляните, — сказалъ, наконецъ, спутникъ Филиппа.

Филиппъ увидѣлъ мелькающіе огни. Онъ стоялъ на пристани.

Передъ нимъ была широкая Темза, запруженная судами. У берега стояли два парохода, и изъ одного изъ нихъ поднимался густой дымъ съ невообразимымъ шумомъ и трескомъ. Люди на пароходѣ и стоящіе на берегу громко перекликались. Проводникъ Филиппа пошелъ дальше, ко второму пароходу. Филиппъ прочелъ на грязной сѣрой обшивкѣ парохода слова: «Бѣлая Роза». Изъ трубы поднималась тонкая струя дыма. Филиппъ прошелъ туда вслѣдъ за своимъ провожатымъ и, очутившись на палубѣ таинственнаго парохода, остановился на минуту, чтобы поглядѣть на величественное зрѣлище воды, мелькающихъ безчисленныхъ огней на судахъ всевозможныхъ формъ. Филиппъ вдыхалъ смолистый запахъ канатовъ, запахъ далекаго моря, который носился въ воздухѣ. Ему было даже странно, что онъ въ Лондонѣ, въ томъ же Лондонѣ, гдѣ находится Пикадилли, и Альказаръ, и Гайдъ-Паркъ.

— Вотъ, спуститесь сюда, — сказалъ его спутникъ, указывая на лѣстницу, ведущую внизъ, и пропуская Филиппа впереди себя.

Филиппъ помнилъ, какъ онъ спустился по лѣстницѣ, но потомъ уже онъ въ теченіе долгаго времени не могъ ничего припомнить.

XXI

Очнувшись, Филиппъ чувствовалъ сначала только усталость и раздраженіе, точно онъ обиженъ на весь міръ. Потомъ онъ замѣтилъ, что лежитъ на чемъ-то мягкомъ, что передъ нимъ справа — кругъ блѣднаго свѣта. Онъ хотѣлъ двинуть руками, ногами, но не могъ, и вскорѣ повялъ, что онъ связанъ. Послѣ того, онъ сталъ быстро припоминать все, что случилось съ того момента, какъ онъ спустился по лѣстницѣ, и быстро соображая, несмотря на боль въ головѣ, вдругъ пришелъ въ своего рода научному открытію:

— Тутъ все дѣло въ дядѣ Поликсфенѣ.

Глава его привыкли къ полумраку; онъ понялъ, что лежитъ связанный въ каютѣ и что блѣдный свѣтъ проникаетъ черезъ люкъ. Онъ подумалъ съ мучительной тоской о Мэри Поликсфенъ, вспомнилъ о «Курьерѣ» и о лордѣ Назингѣ, который ждетъ отъ него сенсаціонныхъ разоблаченій.

Отъ времени до времени онъ старался высвободить свои члены, но не могъ. Онъ услышалъ, какъ въ замкѣ повернули ключъ, дверь каюты открылась, вошелъ человѣкъ, зажегъ лампу и подошелъ въ связанному плѣннику. Филиппъ узналъ хозяина дома № 7-й, который заманилъ его на яхту. Филиппъ не подалъ знака, чувствуя полную безполезность протеста. Вошедшій нагнулся надъ Филиппомъ, потомъ взялъ черный чепчикъ, лежавшій по близости, надѣлъ его и состроилъ гримасу. Филиппъ сразу увидѣлъ передъ собой лицо м-ссъ Оппотери и почувствовалъ себя совершенно беззащитнымъ во власти Вальтера Поликсфена.

— Благодарю за три полкроны, — сказалъ мягкимъ голосомъ вошедшій, и Филиппъ былъ пораженъ его перемѣнившимся интеллигентнымъ тономъ и красивымъ голосомъ, который, очевидно, былъ отличительной чертой всей семьи Мэри.

— На этотъ разъ, — сказалъ онъ, — я съумѣлъ оглушить васъ вѣрно разсчитаннымъ ударомъ — не слишкомъ сильнымъ и не слишкомъ слабымъ — и въ надлежащее мѣсто. На-дняхъ я промахнулся — хватилъ слишкомъ сильно, и уже думалъ, что утратилъ прежнюю ловкость.

— Вы — Вальтеръ Поликсфенъ? — спросилъ Филиппъ.

— Да, мистеръ Мастерсъ, — отвѣтилъ онъ. — Я могу теперь удовлетворить вашему любопытству. Я — Вальтеръ Поликсфенъ. Вы, кажется, уже имѣли удовольствіе встрѣчаться съ вами нѣсколько разъ, — прибавилъ онъ съ улыбкою.

— Я бы васъ попросилъ развязать эти веревки, — сказалъ Филиппъ. — Вы поступаете со мной очень коварно.

— Зачѣмъ же вы — отвѣтилъ Вальтеръ Поликсфенъ — просунули палецъ, по французской пословицѣ, между деревомъ и корой? Мнѣ приходится принять мѣры противъ васъ. Впрочемъ, я согласенъ освободить васъ; но, видите, у меня въ рукахъ револьверъ и ножъ. Я развяжу вамъ сначала ноги, а потомъ сначала правую, а затѣмъ лѣвую руку и быстро пробѣгу въ противоположный уголъ каюты. Если вы вздумаете подняться съ койки, вы сразу попадете на небо. Я говорю это въ предупрежденіе вамъ, потому что терпѣть не могу вашего японскаго бокса.

Поликсфенъ сдѣлалъ, какъ сказалъ, и Филиппъ рѣшилъ не броситься сразу на негодяя, стоящаго вооруженнымъ въ углу, а подождать дальнѣйшихъ объясненій.

— Ну, а теперь, — сказалъ онъ, ложась поудобнѣе на койкѣ,- объясните мнѣ, что за комедію вы продѣлали со мной?

— Хорошо, я вамъ все объясню, — сказалъ Поликсфенъ. — Эту сцену я, дѣйствительно, устроилъ нѣсколько театрально; я вѣдь актеръ, — пожалуйста, не двигайтесь, — и мнѣ давно ужъ не приходилось ни съ кѣмъ говорить. А я люблю поболтать и похвастать, какъ большинство выдающихся людей. Вѣдь вы не станете отрицать, что я — выдающійся человѣкъ. Кромѣ того, ваше смѣлое любопытство заслуживаетъ удовлетворенія. Я бы могъ убить васъ сразу.