Отголоски войны - [2]

— Эй, пойдите сюда! — крикнулъ сторожъ, который стоялъ теперь одинъ у костра и казался нѣсколько возбужденнымъ.

— Что? — спросилъ Филиппъ.

— Идите сюда! — крикнулъ сторожъ.

«Неужели я похожъ на бродягу, — подумалъ Филиппъ, — что онъ такъ безцеремонно зоветъ меня?»

Но онъ все-таки пошелъ на зовъ. Сторожъ былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ и скорѣе худой. На немъ было пальто, а поверхъ него еще плащъ.

— Вы ищете работы? — отрывисто спросилъ онъ Филиппа, предварительно разглядѣвъ его. Онъ былъ давно ночнымъ сторожемъ на лондонскихъ улицахъ, и сравнительно хорошая, хотя и потертая одежда Филиппа ни на минуту его не обманула. Онъ понялъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло.

Филиппъ не умѣлъ лгать, и потому сказалъ правду.

— Послушайте, — сказалъ сторожъ. — Посидите у меня въ будкѣ, не давайте погаснуть огню — и за это получите цѣлый шиллингъ.

— Согласенъ, — отвѣтилъ Филиппъ. — Вамъ развѣ нужно уйти?

— Мнѣ только-что пришли сказать, что жена заболѣла, и я пойду взглянуть, что съ нею. — А живемъ мы далеко — въ Блумсбюри. Я-то, конечно, все равно бы пошелъ, если бы и не было замѣстителя. Да увидѣлъ, что человѣкъ безъ дѣла — вотъ и предложилъ. Только держать ухо востро!

— Оставьте мнѣ плащъ, — сказалъ Филиппъ. — А что я долженъ дѣлать?

— Караулить, — сердито сказалъ сторожъ, и сейчасъ же ушелъ.

Филиппъ, завернувшись въ плащъ, сталъ сторожить Кингсуэ. У него неожиданно оказался домъ и свой собственный очагъ. Онъ сталъ обшаривать углы и наткнулся на кружку съ чаемъ и на узелокъ въ красномъ платкѣ. Конечно, это ему не принадлежало, и пользованіе ѣдой не входило въ условіе. Ѣда принадлежала честному человѣку, у котораго случилось горе въ семьѣ. Взять все это — значило ограбить бѣднаго человѣка. Но все же, послѣ нѣсколькихъ минутъ, Филиппъ принялся за ѣду, — онъ чувствовалъ только голодъ, и совѣсть молчала. Голодный человѣкъ хотя и не скажетъ неправды, но способенъ украсть.

По улицѣ быстро проѣхалъ кэбъ, въ то время какъ Филиппъ грѣлъ чай.

— Не обожги пальцевъ, Чарли! — крикнулъ кучеръ, подражая женскому голосу, проѣхавъ мимо него. Филиппъ отвѣтилъ шуткой, стараясь поддѣлаться подъ тонъ настоящаго ночного сторожа, и такъ какъ кучеръ ничего не отвѣтилъ, то Филиппъ былъ доволенъ успѣхомъ. Онъ сталъ пить чай. Потомъ на горизонтѣ показался полисменъ, и онъ рѣшилъ завязать съ нимъ разговоръ. Но когда тотъ приблизился, Филиппъ все-таки испугался, и вернулся въ свой домикъ, дѣлая видъ, что задумался. Можетъ быть, подъ вліяніемъ того, что онъ съѣлъ половину мясного пирога, полъ-ковриги хлѣба и выпилъ кружку чая, а можетъ быть просто отъ усталости, Филиппъ не долго просидѣлъ въ задумчивости; черезъ нѣсколько минутъ онъ заснулъ. По прошествіи нѣкотораго времени, продолжительность котораго онъ не могъ опредѣлить, Филиппъ проснулся и почувствовалъ себя очень виноватымъ. Онъ заснулъ на сторожевомъ посту и заслуживаетъ разстрѣла. У него было даже особенно тяжело на душѣ — точно по близости произошло что-то, чему слѣдовало помѣшать. Къ тому же огонь почти совсѣмъ догоралъ.

Онъ поправилъ шляпу на головѣ, закутался въ плащъ и вышелъ на развѣдки. Будка его стояла на углу Стренджъ-Стрита и Кингсуэ, и вдоль южной стороны Стрэнджъ-Стрита и приблизительно черезъ три дороги поперекъ Кингсуэ вырытъ былъ ровъ. Онъ былъ огороженъ веревками и желѣзными прутьями и окруженъ фонарями. На южной сторонѣ Стрэнджъ-Стрита была пустое пространство, но на сѣверной сторонѣ тянулся рядъ большихъ старыхъ домовъ, которые пережили много перестроекъ въ своемъ околоткѣ и, вѣроятно, переживутъ еще много другихъ.

Когда Филиппъ устремилъ взглядъ вдоль рва, онъ увидѣлъ, что оттуда вылѣзла какая-то смутно очерченная фигура, на разстояніи около ста ярдовъ отъ него, прошла черезъ Стрэнджъ-Стритъ и исчезла. Но вошла ли она въ одинъ изъ домовъ, или прошла въ какой-нибудь переулокъ, этого онъ не могъ рѣшить. Не могъ онъ также рѣшить, была ли это большая собака, или левъ, убѣжавшій изъ гипподрома, или человѣкъ, проползшій на-четверенькахъ.

Онъ громко крикнулъ.

— Что случилось? — пробормоталъ глубокій голосъ.

Филиппъ вздрогнулъ отъ удивленія. Оказалось, что съ нимъ говоритъ полисменъ, стоящій неподалеку отъ него, за будкой.

— Мнѣ показалось, что кто-то выскочилъ оттуда, — проговорилъ Филиппъ, указывая на ровъ.

— Вотъ какъ! — сказалъ полисменъ, подходя къ огню, и прибавилъ иронически:

— Странно, что я ничего не видѣлъ. — Вы сторожъ?

— Да, — отвѣтилъ Филиппъ.

— Да неужели? — насмѣшливо спросилъ скептически настроенный полисменъ. — Лучше ужъ я самъ посмотрю.

Онъ величественно пошелъ вдоль Стрэнджъ-Стрита и затѣмъ, снисходительно заглянувъ въ ровъ, крикнулъ: — Ничего тутъ нѣтъ! — и исчезъ въ отдаленіи.

Филиппъ, который вовсе не думалъ, что во рву спрятавъ отрядъ пѣхоты, достаточно замѣтный даже для глазъ полисмена, не удовлетворился успокоительнымъ отвѣтомъ. Какъ только полисменъ исчезъ изъ виду, онъ взялъ фонарь и прыгнулъ въ ровъ, въ которомъ лежали въ безпорядкѣ водопроводныя трубы. Въ самомъ концѣ, гдѣ трубы были уже проложены, дно было на два фута выше, чѣмъ повсюду, и оттуда торчатъ конецъ проложенной трубы на томъ мѣстѣ, гдѣ дно опускалось. Рядомъ лежалъ сломанный кусокъ трубы, а въ отверстіе проложенной трубы воткнутъ былъ маленькій кусочекъ отломанной части. Филиппъ поднялъ его и, разсмотрѣвъ, увидѣлъ ясный слѣдъ пальцевъ на черной массѣ. Онъ взялъ обломокъ, думая, что, можетъ быть, это отпечатокъ пальца кого-нибудь изъ рабочихъ. Ничего другого интереснаго онъ не нашелъ, и прежде чѣмъ вернуться обратно, замѣтилъ только, что отъ самаго конца рва идетъ къ сѣверу отъ Стренджъ-Стрита узкій переулокъ. Въ домѣ, стоявшемъ, на углу Стрэнджъ-Стрита и переулка, виднѣлся свѣтъ.