Отголоски - [24]
– Но вот же смотрите: красный шалфей и вот вы оба на его фоне.
– И что с того?! – пожала плечами Мария. – Ты просто любишь спорить.
– А Саше обязательно надо доказать её правоту. – опять отозвался супруг сестры.
И Саша вспомнила другой разговор. Прошло уже несколько лет, но удивление от услышанного у неё так и не прошло. «Почему, когда ты права, я должен всегда с тобой соглашаться?! – сказали ей тогда. – Иногда да, я могу и согласиться, но не всегда же».
«Им не важна истина, – усмехнулась она воспоминанию и своей наивности, – у них корону с головы сносит» – И уже почти в открытую рассмеялась, мысленно визуализировав фразу.
– Здесь нет ничего смешного! – строго сказала Мария.
– Спорит лишь бы спорить, ещё и радуется. – укоризненно добавил её супруг.
А Саша ничего не сказала. Она постигла истину.
Пожалуй, и я промолчу.
Мысли по дороге
Доставать фотоаппарат не хотелось. «В следующий раз!» – и тут же подумала, что в фильмах, эта и подобные ей фразы, всегда предшествуют гибели героя. Набивший мозоль штамп. Непроизвольная усмешка скривила губы, но сразу же была вытеснена другим, очень близким и болезненным, не стёртым десятилетиями трудных лет, воспоминанием – мама…
Мама обещала соседке, одолжить вечером газету. Уже не помню, что за статья там была, на целый разворот, да и не важно. Речь не о статье, а о том, что мама до вечера не успела прочитать её, и, когда соседка зашла, сначала не хотела отдавать, а потом согласилась, ведь обещала. «И чего я упёрлась – посмеялась она – я могу ведь и завтра её прочесть». На рассвете мамы не стало – задушила астма.
Нахлынувшие воспоминания стёрли окружающие краски, всё слилось в один аморфный, наполненный влажной духотой и рёвом моторов, конгломерат. Я опять, как тогда, в первые четыре ночи одиночества, перестала воспринимать своё реальное тело, ощущая себя крохотной точкой, где-то в средоточии груди, в огромном, наполненном тревожным страхом, Космосе. Маминым страхом.
Внезапно мир вокруг наполнился странным, сметающим всё на своём пути, воем. От неожиданности на мгновение наступило оцепенение. Было что-то очень знакомое в этом звуке, нечто стучащее в мозг и требующее действия. Наконец, пробившись сквозь боль воспоминания, наступило осознание: включилась сирена, предупреждая о летящих на город ракетах, надо было спешить в укрытие. Справа забор, слева четырёхрядное шоссе, машины останавливаются и все бегут на другую сторону улицы, в подъезды домов за небольшим сквером. Оцениваю ситуацию – доковылять не успею. Можно ещё лечь на землю, как рекомендует Служба Тыла и закрыть голову руками. Лечь то я может ещё как-то и исхитрюсь, но кто же меня потом сможет поднять?! Становится смешно. И опять наплывает воспоминание.
Мама рассказывала: во время Гражданской войны в России, последовавшей за революцией 1917 года, её тётка, спасаясь от падающих снарядов, выскочила из дома и побежала через дорогу к соседке, но поскольку той дома не оказалось, а улицу уже начали бомбить, забралась под кровать. Успокоилась немного от внутренней паники и сама над собой посмеялась: «И чего я аж сюда бежала, под кроватью я могла и у себя дома лежать».
Всё так похоже, те же люди, те же эмоции, только другая пьеса и иной антураж. Война. Политики стыдливо употребляют более комфортное и обтекаемое – «конфликт». Но ракеты об этом не знают, они калечат и убивают. Террористы стреляют залпами по густо населённым районам и гражданским объектам – садикам, школам, международному аэропорту… и возмущаются, что государство, защищаясь, сбивает их ракеты и пытается уничтожить боевые точки…
Наконец сирена смолкла, последовало несколько ударов взрывной волны разной силы. Опять зашуршало шинами шоссе. Ненадолго. Новая сирена.
Укрываюсь, вместе с другими людьми, между первым и вторым этажами ближайшего подъезда. Раннее утро и людей не много – несколько строительных рабочих, парочка нелегалов из Северо-Восточной Африки, молодая арабка с маленьким ребёнком на руках… Ребёнок напуган и плачет.
Жалко детей. Жалко всех детей. И тех, которым калечат Души и Жизни искусственно подогреваемой ненавистью. Больно вспоминать о похищенных и убитых, ни в чём не повинных, трёх мальчиках, которые готовились стать раввинами… Цинизм террора: похитить, убить и обменять мёртвые тела на, сидящих в тюрьмах, убийц…
Но я уже пришла. На очереди решение проблем быта. А это так – мысли по дороге, когда ноги работают, а мозги не желают отдыхать, и всё жуют и жуют давно пережёванную жвачку.
Сложности перевода. По городу с картосхемой
Жизнь неоднократно убеждала меня в том, что местность эффективнее всего «изучать ногами», сколько бы мы не смотрели из окон автомобилей, нам никогда не получить такого же объёма информации, как при пешеходной прогулке.
Вот и теперь, зафиксировав на картосхеме города начальную и конечную точку маршрута, я пыталась сократить дорогу, пройдя через территорию университетского городка. Подойдя к нужному выходу, я обнаружила на нём надпись, которую перевела, как «ВЫХОД ДОРОГА КРУЗЕЛЬ». Никакой магистральной улицы Крузель в этом районе на схеме не было, и не магистральной тоже.
Предисловием к этой книге могло бы служить небольшое стихотворениеВсе раздала. И те, что колки,Словно судьбы тропа шальная.От мыслей – лишь одни осколки.Их, память раня, собирая,Вновь наполняю букв звучаньем,Других проблем, иных миров…И только мне напоминаньем,Почти растаявших следов…Сборник включает стихи, серьёзные и не очень, в том числе для детей и навеянные строчками других авторов, прозу, а также размышления, пробы автора в шарадах и переводах, и шутки.
В Книгу Прозы «Случайные мысли» включены новые, а также исправленные и отредактированные автором прозаические произведения предыдущих сборников.Собрать эту книгу, меня подвигло желание: исправить ошибки и опечатки, закравшиеся в опубликованные тексты, хотя не могу дать гарантии, что не добавляю новых…
Данный сборник является логическим продолжением книги «Послесловия» – стихи, иронические стихи – сечка, проза и фразы вразброс, а кроме того включает стихи, навеянные строчками других авторов.
В книгу «Послесловия» вошли стихи, иронические стихи – сечка, проза и фразы вразброс – мысли, выраженные одной-двумя строчками, написанные после последней публикации. Проза, как и в предыдущих книгах, включает и описание действительных случаев, и ни с чем не связанные с жизнью автора, или его знакомых, рассказы, например – «Случайная фотография», или «Первое апреля».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.