Отель «Трансильвания» - [46]

Мадлен колебалась, наблюдая за странным поведением хищника. Она почти успокоилась, сообразив, что стаи поблизости нет. Вдруг волк завыл. Это был странный вой, совсем не похожий на голодную жалобу. Казалось, само одиночество вселилось в волчью гортань. В ответ на этот щемящий призыв в сердце Мадлен что-то сжалось, ее охватила безумная жажда пасть с коня, удариться оземь и на четырех пружинящих лапах унестись далеко-далеко.

Волк смолк, преследователи приближались. Мадлен, справившись с новым приступом паники, заметила, что хищник отпрянул в сторону. У нее появилась возможность уйти от облавы, проскакав мимо него. Или угодить в его зубы, если он решится напасть. Что лучше — попасть в руки двуногих зверей или быть растерзанной четвероногим убийцей? Мадлен склонялась к последнему. По крайней мере, это будет достойная смерть. А может быть, и не смерть. Возможно, ей удастся что-то придумать. Только бы жеребец успокоился. Тогда можно будет попробовать подпустить зверя поближе и втоптать его в землю копытами английского скакуна.

С бравадой отчаяния Мадлен вскинула руку и вытащила из волос удерживающий их гребешок. Плечи ее словно накрыло тяжелой волной, волосы амазонки вырвались на свободу. Движениями коленей она успокаивала пляшущего под ней жеребца и выжидала.

Волк выскочил на тропу и вновь коротко взвыл, потом убежал вперед и снова вернулся. Мадлен зачарованно следила за ним. На память ей вдруг пришли слова Сен-Жермена:

«Ваша душа подобна клинку — отточенному, сияющему, рассекающему покровы лжи и отверзающему дорогу к правде. Никогда не поддавайтесь сомнению, когда слышите этот голос, Мадлен!»

Она бросила взгляд через плечо, пришпорила коня и поскакала во тьму — вслед за быстрой белесой тенью.

Сколько времени длилась эта странная скачка, Мадлен не могла бы сказать, и, когда впереди замаячил смутный силуэт какого-то обособленного строения, девушка облегченно вздохнула Она натянула поводья и осторожно подъехала к темному зданию, стараясь не поднимать шума, могущего растревожить его обитателей.

С неба упали первые капли дождя. Мадлен чувствовала себя смертельно уставшей. Она с удивлением поняла, что видит старинную церковь — заброшенную, но еще достаточно крепкую. Тяжелые арки и приземистые колонны указывали, что ее строили много веков назад.

Беглянка соскользнула с коня, нервно оглянулась через плечо и толкнула тяжелую дубовую дверь.

Мрак придела был непрогляднее окружавшей ее темноты. Повинуясь внезапному импульсу, она потянула повод. Обмотанные копыта коня не нарушали царившую вокруг тишину; англичанин фыркнул, переступая порог.

Мадлен прикрыла входную дверь, привязала поводья к засову и двинулась дальше. В основном помещении храма было чуть посветлее, и она могла там кое-что разобрать.

Несмотря на запустение, алтарь оставался на месте, а в затхлом воздухе витал слабый аромат ладана. Она поднялась на клирос и механически склонилась перед распятием, бормоча несвязную благодарственную молитву.

Выпрямившись, она увидела его.

— Мадлен, — выдохнул он с тревогой, но улыбка, затаившаяся в темных глазах, наполнила ее сердце радостью.

— Сен-Жермен! — воскликнула она и упала ему на руки, готовая разрыдаться.

— Тише, милая, тише, — прошептал взволнованно граф. — Мадлен, дорогая, вам нечего больше бояться. Здесь вы в безопасности. Сен-Себастьян не ступит на освященную землю.

Эти слова смутили ее, и она встрепенулась.

— Если вы здесь, значит, это место не освящено. Добрые сестры мне говорили…

Сен-Жермен с горечью усмехнулся.

— Они не всеведущи. Освященная земля нас приемлет. Многие мне подобные в ней и погребены. Он почувствовал, что Мадлен напряглась.

— Ну вот, я вас напугал.

Граф высвободился из объятий беглянки и подошел к алтарю.

— Зажигать здесь огонь небезопасно. Хотя окна довольно узкие и находятся высоко, нас могут заметить снаружи. — Он достал из-за обшлага дорожной тужурки кремень и огниво. — Впрочем, я полагаю, мы можем затеплить лампадки на хорах.

На мгновение бледная вспышка озарила его. Костюм из узких бриджей и полувоенной тужурки цвета бутылочного стекла придавал графу весьма решительный вид, однако лицо Сен-Жермена было осунувшимся и усталым. Оно выдавало в нем человека, изнуренного долгим путешествием.

В свете лампад на стене храма проступили очертания фресок. Главная изображала Христа, умиротворяюще простиравшего руки. Из ран, оставленных на его ладонях гвоздями, сочилась алая кровь. Спасителя окружали святые и мученики. Их одеяния принадлежали одиннадцатому столетию. Чуть в стороне располагалась еще одна крупная фреска. Благообразный старец строго взирал на Мадлен. В одной руке он держал перо, в другой — открытую книгу в кожаном переплете.

— Святой Иероним,[13] — прошептала девушка, — Очень красиво, правда?

Сен-Жермен неотрывно глядел на нее.

— Очень, — кивнул он.

Мадлен обернулась.

— Как случилось, что вы оказались здесь?

— Я же обещал защищать вас. — Он шагнул к ней и поднес ее исцарапанную руку к губам. — А защита сейчас вам более чем нужна.

Мадлен вспыхнула.

— В лесу я неплохо справилась и одна. Мне удалось убежать и добраться до этого места…