Отель «Трансильвания» - [39]

Затем кучер поворотился и, стуча костылями, ушел. Сен-Жермен погрузился в задумчивость. Решения, которые ему предстояло принять, требовали непростых размышлений.

* * *

Записка Люсьен де Кресси, отобранная ее мужем у горничной.

Дорогая Клодия!

Когда-то ты обмолвилась, что дашь мне приют, если дела мои пойдут уж совсем скверно. В тот момент я не очень серьезно отнеслась к твоим великодушным словам, за что приношу нижайшие извинения, присовокупляя к ним свои нынешние мольбы о поддержке, в каковой я сейчас остро нуждаюсь. Если твое отношение ко мне неизменно и ты по-прежнему готова меня принять, черкни мне пару слов — и передай со служанкой. Я должна знать, на каком я свете. Муж никого не пускает ко мне и отбирает все письма.

Клодия, я в полном отчаянии! Я прошла через ад, познав и бесчестие, и унижение. Никакими словами не выразить то, что мне довелось испытать. Вся душа моя забросана грязью.

Умоляю снова и снова — о, не покинь! Во имя нашего Господа, помоги мне.

Люсьен

ГЛАВА 5

— О чем призадумались, Сен-Жермен? — спросил Жуанпор, на мгновение отрываясь от карт. — Вы играете или нет?

— Что? — слегка озадаченно откликнулся граф. — Ах, игра. Нет, пожалуй, я выйду.

Он бросил карты на стол рубашками вниз. Игроки несколько долгих секунд их изучали. Потом Жуанпор заметил:

— И где же здесь здравый смысл? Зачем выходить из игры, когда на кону пять тысяч? Ведь все было бы ваше.

Сен-Жермен одарил его любезной улыбкой.

— Потому-то и выхожу. Когда на руках верный выигрыш, пропадает азарт.

Он отодвинулся от стола вместе со стулом и встал.

— Продолжайте без меня, господа. Я поищу утешения в обеденном зале.

— Но вы никогда не едите, граф, — поддел его Жуанпор.

Он окинул взглядом соседей по столу и встретил понимающие ухмылки.

— Совершенно верно, Жуанпор, я никогда не ем прилюдно. Но главное в застолье — беседа. А если к тому же там обнаружится хотя бы пара дворян, равнодушных как к вину, так и к азартной игре, я буду вполне утешен.

Эти шутливые слова вызвали взрыв веселого смеха. Иронии, в них таившейся, не заметил никто. Граф отдал общий поклон, обмахнулся надушенным кружевным платком, насмешливо предсказал Жуанпору, что удача от него отвернется, а затем неторопливым шагом направился к главному залу отеля.

— Добрый вечер, любезный, — сказал он высокому осанистому лакею, проходя в высокие двери.

— Добрый вечер, граф, — ответил тот, не поведя и бровью.

— Кто здесь сегодня?

В строгом костюме черного бархата граф был решительно элегантен. Серебряное шитье украшало его жилет и отвороты камзола, над которыми, как огромная винная капля, рдел знаменитый рубин.

— Весь свет, граф, — голос лакея звучал вежливо, но бесстрастно. — Графиня д'Аржаньяк в бальном зале, если не соизволила удалиться на ужин.

— Благодарю.

Взгляд Сен-Жермена остановился на полотне кисти Веласкеса. Граф с минуту его рассматривал, потом произнес:

— Как думаете, любезный, не пожелает ли владелец отеля расстаться с этой картиной?

— Сомневаюсь, граф, — с достоинством ответил лакей.

— Я дал бы хорошую цену, — громко продолжал Сен-Жермен, с удовольствием вспоминая, во что этот холст ему обошелся. — Прошу, напомните вашему господину, что работы Веласкеса — моя слабость.

Проходивший мимо де Ла Сеньи услышал его слова.

— Что, граф, опять пытаетесь сторговаться? Картина действительно хороша.

Сен-Жермен обернулся.

— О, я и не заметил вас, Донасьен. Да, снова пытаюсь, но безуспешно.

— Если вы не бросите этих попыток, мы начнем ставить на вас.

Де Ла Сеньи обернулся к приятелю за подтверждением, но барон Боврэ сделал вид, что ничего не слыхал. Этим вечером старому щеголю удалось превзойти самого себя. Замысловатый парик, присыпанный голубоватой пудрой, удерживался на голове с помощью золотого чудовищных размеров банта, бледно-лимонный камзол имел отвороты цвета кларета, все это пытались собрать в единое целое бирюзовые кружева. Кроме того, от модника немилосердно разило духами.

Сен-Жермен поклонился и выразил свое впечатление единственной фразой.

— Как всегда, почтенный Боврэ, у меня не находится слов.

Боврэ покосился на строгий наряд Сен-Жермена и, глядя в пространство, сказал:

— У нас тут не монашеское собрание. Я предпочитаю выглядеть по-человечески. Впрочем, что это такое, понимают, как видно, не все.

Сен-Жермен с обезоруживающей улыбкой склонил голову.

— Барон с вашей манерой одеваться по-человечески вы в этом зале, похоже, единственный человек.

Де Ла Сеньи, чтобы прекратить перепалку, поспешил обратиться к Боврэ.

— Вы ведь, кажется, приглашены к Шассордору. От него рукой подать до Сан-Дезэспора. Не соберетесь ли поохотиться в нашей компании, а?

— Что? Заглянуть в Сан-Дезэспор? Неплохая идея. Я проведу у барона неделю. Думаю, один вечерок он поскучает и без меня.

Теперь Боврэ подчеркнуто игнорировал графа.

— Зачем же скучать? Пусть едет с вами, — предложил де Ла Сеньи. — Дю Шассордор заядлый охотник. И как товарищ неплох.

— Все это так, но барон не в ладах с д'Аржаньяком. Они лет уж десять тягаются из-за угодий, и спору не видно конца. — Боврэ печально вздохнул, но тут же весело захихикал. — Не беспокойтесь о том, Донасьен. Я выберу подходящее время. Уж больно мне хочется полюбоваться на ваши амуры с этой премиленькой Монталье.