Отель «Странник» - [34]

Только теперь я вижу вестибюль не снаружи, а изнутри. Прохожу мимо удобных кушеток и мягких стульев, вижу ряд полированных дверей на дальней стене. На каждой – бронзовая табличка: «Вашингтон, D. C.», «Чикаго, Иллинойс», «Ванкувер, Канада».

«Даллас, Техас».

Рахки спешит к бархатному занавесу, который висит под огромной гранитной статуей лося. Я уворачиваюсь от управляемой магией тележки с багажом, которую катит молодой портье.

– Куда мы направляемся?

– В Восточноевропейский вестибюль, – резко отвечает Рахки. – В Будапешт.

Мы проходим за занавес и оказываемся в похожем, но при этом совсем другом вестибюле. Структура здесь такая же, но стены украшены красивой цветной лепниной, кругом стоят подсвеченные огоньками пальмы в горшках. Под сводом распростерла крыла гигантская каменная птица с красными и желтыми перьями. Статуя настолько натуралистична, что мне кажется: птица за мной следит.

Что там говорил Нико, перед тем как нас с ним разлучили? «Отель следит за всем». Он даже способен читать в сердцах людей. Что это может значить? Вдруг, заглянув в мои мысли, Отель попытается меня остановить?

– Это Южноафриканский вестибюль, – поясняет Рахки. – Следующий – Западная Европа.

– Сколько тут вообще этих вестибюлей?

– Восемь, – отвечает она. – И если бы ты явился сюда подобающим образом, тебе устроили бы экскурсию, и ты уже это знал.

Я внезапно понимаю желание Нико постоянно показывать ей язык.

Мы проходим за следующий занавес и оказываемся в вестибюле, украшенном бронзовыми статуями, большими масляными портретами в рамах и множеством золотых аксессуаров.

– Ладно, вот тебе краткая версия экскурсии, – говорит Рахки. – Каждый вестибюль оформлен соответственным региону образом, – она широким жестом указывает на ряд дверей, отмеченных табличками с названиями европейских городов. – Внешние двери – те, что выводят из Отеля в разные места мира, – идут по внешней стене каждого вестибюльного кольца. – Она кивает на мраморную лестницу, ведущую на следующий этаж. – Наверху, откуда мы обычно сюда попадаем, – Лифтовый холл, а дальше, ближе к центу, – Мезонин, где…

– Нико мне все это объяснял, – перебиваю я ее. – А где расположена Шахта?

– Это не так работает. Шахта – не какое-то конкретное место. Она, скорее… клей, который скрепляет всю конструкцию. Для тебя важна центральная ось, она же ствол, и четыре главных кольца: Вестибюльный уровень, Лифтовый холл, Мезонин и Внутренний двор. Все остальное – расходящиеся в стороны лучи, связанные с основными кругами через «переходники» – так мы называем двери, соединяющие друг с другом части Отеля.

– Это как ветки, расходящиеся от ствола дерева, – киваю я, немедленно представляя себе знакомый символ.

Девочка утвердительно кивает.

– Внешние двери и переходники расположены в великих Домах. Просто запомни, что переходники соединяют места внутри Отеля, а внешние двери – Отель и места снаружи.

После короткой задержки – потребовалось пять минут, чтобы достать из шкафа и надеть меховые шубы, – Рахки ведет меня за собой к Двери Будапешта.

– И еще одно, – говорит она, прежде чем открыть внешнюю дверь. – Если ты вдруг оторвешься от меня и потеряешься, не паникуй.

Я мгновенно покрываюсь мурашками.

– С чего бы мне от тебя отрываться? – У меня нет ни малейшего желания навеки потеряться в Венгрии!

– Ну, иногда такое случается. Но помни: если что-то пойдет не так, твоя монетка всегда будет хотеть вернуться. Она связывает тебя с Отелем и постоянно желает вместе с тобой перенестись в него. Пока монетка при тебе, она укажет тебе путь к двери. Постучи во внешнюю дверь – и кто-нибудь обязательно тебе откроет. Здесь, в Отеле, двери всегда открываются на стук.

Она оборачивается, чтобы взглянуть на площадку мраморной лестницы, и поджимает губы. Там стоит Агапиос, сцепив руки за спиной, и смотрит на меня сверху вниз. От вида его мрачного лица у меня по спине пробегает холодок.

– Пошли уже, – говорит Рахки и открывает дверь. Снаружи густо сыплет снег. – Добро пожаловать в Будапешт.

Дверь Будапешта выводит нас на широкую городскую площадь.

– Ух ты, – говорю я, оглядываясь. Это единственное, что я могу сказать.

Нас окружают пронизанные светом высокие здания из стекла и камня. Резные гранитные арки подсвечены оранжевым сиянием заходящего солнца. Площадь усеяна полосатыми торговыми палатками, из которых льется теплый свет лампочек. Сетки разноцветных гирлянд покрывают стволы и ветви могучих деревьев, напоминающих огненных драконов, перевитых между собой.

Рахки наклоняется завязать покрепче шнурки на конверсах.

– Vörösmarty tér[3], – объясняет она, затягивая узел. – Да, в восточных странах, где много православных, сейчас повсюду очень празднично.

– То есть…

– Будапешт – одно из моих любимых мест в рождественское время.

Я смущенно смотрю на нее, не зная, как спросить.

– А разве ты не… – я киваю на ее хиджаб.

– То, что для меня Рождество – не праздник, не значит, что мне не нравится смотреть, как празднуют другие. Если что-то красиво, оно просто красиво, и все. Только искаженное восприятие может сделать что-то красивое пустым в наших глазах.

Она поворачивается ко мне, и я замечаю у нее на поясе длинную деревянную дубинку. Та слегка виднеется из-под полы шубы. Она отполирована и кажется такой же гладкой, как атласная перевязь, на которой она висит, а конец у нее расщепленный.