Отель на перекрестке радости и горечи - [82]
— Но… — Генри взглянул на разбитую пластинку у себя в руках. — Откуда?..
— От нее, — ответила Саманта благоговейно, как статистка о великой актрисе, что вот-вот выйдет на сцену. — Марти нашел ее, она живет на Восточном побережье, и она расспрашивала про вас, расспрашивала про всех, и про Шелдона. И едва у знала, сразу же послала пластинку. Представляете? Она хранила ее все эти годы — недаром вы верили в священный Грааль. — Саманта протянула Генри записку: — А это вам.
Генри чуть помедлил. Затем осторожно разорвал конверт. Строчки расплывались перед глазами.
Дорогой Генри!
Надеюсь, мое письмо застанет тебя здоровым, счастливым и среди добрых друзей. И надеюсь, оно застанет Шелдона — пусть его ободрит пластинка. Наша пластинка — ведь она принадлежала всем нам, верно? Но главное, нам с тобой. Никогда не забуду твое лицо на вокзале или как мы стояли под дождем по разные стороны колючей проволоки. Какой красивой мы были парой!
Будешь слушать пластинку — вспоминай о хорошем, а не о плохом. О том, что было, а не о том, что не сбылось. О наших встречах, а не о разлуке. И больше всего надеюсь, что ты вспомнишь обо мне…
Дрожащими руками Генри сложил листок, не в силах читать дальше. Он с трудом признался себе, как много значили для него находки из пыльного подвала отеля «Панама». Он боялся гнева сына, боялся предать его мать. А в итоге, как сплошь и рядом бывало у него с Марти, истолковал все превратно. Марти желал ему счастья. Для Генри Кейко затерялась во времени, а для Марти — несколько часов за компьютером, несколько телефонных звонков, и она нашлась в Нью-Йорке, живая и здоровая, через столько лет.
Генри благодарно стиснул руку Саманты.
— Ты такая чудесная. — Он запнулся, подбирая слова. — Марти повезло. Невероятно повезло.
Генри сидел на краю кровати, положив руку на плечо друга, вслушиваясь в его хриплое дыхание. Тело отказывалось служить Шелдону, каждый вдох давался с трудом.
Глядя на умирающего друга, Генри слушал музыку и ждал соло на саксофоне, которого не слышал четыре десятка лет. Музыка чуть замедлилась, тихо вступил саксофон, и Шелдон открыл глаза, остановил взгляд на Генри.
Губы Шелдона дрогнули, он силился что-то выговорить. Генри придвинулся ближе, наклонился к самым губам.
— Уладил.
Генри кивнул.
— Уладил. И вот-вот улажу остальное.
Три часа спустя Шелдон снова открыл глаза. Постель окружила семья. Генри тоже был рядом, как и Марти с Самантой. В темных углах комнаты отдавались эхом аккорды Оскара Холдена и Полуночников. Тот, чья музыка наполняла когда-то Саут-Джексон-стрит, кто восхищал своей игрой целое поколение, испустил последний вздох под заключительные аккорды своей мелодии.
Глаза Шелдона закрылись, тело обмякло.
И под простой, бесхитростный мотив Генри беззвучно шепнул духу умершего друга: «Спасибо, сэр, удачного дня!»
52
Нью-Йорк 1986
В Нью-Йорке Генри ни разу не бывал, разве что во сне. Наяву же он все эти годы думал о нем, но не допускал и мысли о поездке. Слишком далеко. Не просто на другом конце страны, на берегу другого океана, а где-то на краю света, в другом времени.
Генри ехал из аэропорта Ла-Гардиа в такси за тридцать долларов, с пластинкой Оскара Холдена на коленях. Та самая пластинка звучала на похоронах Шелдона. С ней же Генри сел на самолет — единственная его ручная кладь, всюду служившая предметом для разговоров.
Когда Генри объяснял, откуда взялась пластинка, рассказывал о ее необычайной истории и о тех временах, все ахали от изумления. Даже его соседка, молодая блондинка, летевшая в Нью-Йорк по делам, не могла поверить, что он везет с собой единственную уцелевшую копию. Она впервые слышала об интернировании японцев. Ее пленила история отеля «Панама».
— Впервые в городе? — спросил таксист. Он поглядывал в зеркало заднего вида на Генри, а тот в глубокой задумчивости смотрел на мелькавшие за окном громады из кирпича и бетона, нескончаемый поток желтых такси, блестящих лимузинов, толпы пешеходов на тротуарах.
— Впервые, — ответил Генри.
Марти и Саманта советовали сначала позвонить, предупредить ее. Но Генри не мог заставить себя снять трубку.
— Приехали, Уэверли-плейс, 1200. — Таксист указал в открытое окно на небольшой жилой дом.
— Мы ведь в Гринвич-Виллидж?
— Да, где же еще?
Марти доплатил таксисту тридцать долларов, чтобы тот завез багаж в отель «Марриот» в миле отсюда и передал посыльному. «Все-таки странно, — думал Генри, — довериться чужому человеку в большом городе. Но ведь в этом и суть нынешней поездки, разве нет? В слепой вере. К тому же терять-то нечего. Что стоит чемодан со сменой одежды в сравнении с исцелением разбитого сердца?»
Дом, на вид старый, без затей, ценой был, должно быть, в целое состояние, не то что простенький домик в Сиэтле, где жил Генри последние сорок лет.
Сверившись с адресом, что дал ему Марти, Генри поднялся на восьмой этаж: по китайским поверьям, восемь — счастливое число. Стоя на лестничной площадке, Генри смотрел на дверь Кей Хацунэ, вдовевшей уже три года. Что случилось с ее мужем. Генри не знал. Марти мог знать, но не сказал ему.
Сказал лишь, что Кей — это и есть Кейко.
Генри взглянул на пластинку, которую держал в руке. Достал ее из конверта; винил казался совсем новеньким. Видно, Кейко заботливо за ней ухаживала все эти годы.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.