Отель «Гранд Вавилон» - [42]

— У него мозговая лихорадка, — сказала она. — Ничего более, но и этого вполне достаточно. Интересно, имеется ли в этом замечательном доме кровать?

* * *

Глава XVIII Ночь

— Его ни в коем случае нельзя перевозить, — сказал маленький темноволосый доктор-бельгиец. Несмотря на то что глаза его сквозь толстые очки смотрели насмешливо, говорил он очень серьезно и настойчиво.

Такое заключение окончательно определило их планы. Нелла, которая перед приходом доктора поставила тот же диагноз, праздновала профессиональный триумф.

Они довольно крупно поспорили, прежде чем послать за доктором. Князь Эриберт был за то, чтобы сохранить все случившееся в глубокой тайне между ними. Теодор Рэксоул, будучи полностью с ним согласен, предлагал тем не менее, несмотря на риск, немедленно перевезти пациента в Лондон. Рэксоул был убежден, что больному будет безопаснее в его отеле и там они лучше справятся с любой возможной ситуацией. Нелла отнеслась к этой мысли с пренебрежением. Как медицинская сестра-любительница, она была убеждена, что князь Эуген болен гораздо серьезнее, чем они предполагают, и настаивала на том, что они должны полностью завладеть домом до тех пор, пота князь Эуген не выздоровеет.

— Но как быть с этой женщиной, Спенсер? — сказал Рэксоул.

— Оставить ее там, где она сейчас находится. Держать ее взаперти и не впускать в дом ни одного посетителя. Если Жюль вернется, просто не позволить ему войти в дом — вот и все. Здесь вас двое, так что вы сумеете приглядеть за бывшими жильцами, если они вернутся, и за мисс Спенсер, пока я буду ухаживать за пациентом. Но прежде всего вы должны послать за доктором.

— За доктором! — тревожно воскликнул князь Эриберт. — Так ли уж это необходимо — давать доктору подробные объяснения?

— Ничего этого, — ответила она, — делать не придется. Да и зачем? В таких местах, как Остенде, доктора благоразумно воздерживаются от вопросов: они видели слишком много, чтобы сохранять любопытство. Кроме того, вы ведь не хотите, чтобы ваш племянник умер?

Мужчины были смущены и захвачены врасплох тем, как проницательно девушка поняла ситуацию, и начали слушаться ее во всем. Она велела отцу сделать вылазку за доктором, и он отправился на поиски. Она дала князю Эриберту несколько других приказаний, и он проворно выполнил их.

К вечеру следующего дня дело наладилось. Несколько раз приходил и уходил доктор, он прислал лекарства и, казалось, довольно оптимистично оценивал течение болезни. Была нанята старая женщина для уборки и приготовления еды. Мисс Спенсер содержалась в мезонине, подальше от глаз, пока не будет решено, что с ней делать. И никто вне стен дома не задал ни единого вопроса. Обитатели этой не вполне обычной улицы, должно быть, привыкли к странному поведению своих соседей, к необъяснимым появлениям и исчезновениям странных приезжих. Для внешних наблюдателей решительное и активное трио — Рэксоул, Нелла и князь Эриберт — могли представляться законными и постоянными арендаторами дома.

К середине третьего дня состояние князя Эугена заметно и серьезно ухудшилось. Нелла ухаживала за ним всю предыдущую ночь, но, несмотря на это, осталась возле него и днем. Ее отец провел утро в отеле, а князь Эриберт стоял на часах. Мужчины никогда не покидали дом одновременно, и один из них всегда дежурил в дозоре ночью.

В этот день князь Эриберт и Нелла сидели вместе у постели больного. Только что ушел доктор. Теодор Рэксоул внизу читал «Нью-Йорк геральд». Князь и Нелла сидели возле окна, выходящего в сад позади дома. Это была подозрительно обшарпанная маленькая спальня, не предназначенная служить приютом хотя и больному, но августейшему телу такого европейского персонажа, как князь Эуген Позенский.

Достаточно курьезно, что на столь пылких демократов, как Нелла и ее отец, произвели сильное впечатление царственность и значительность больного лихорадкой князя — Эриберт никогда не производил на них такого впечатления. Оба они чувствовали, что здесь на их попечении находится некий род индивидуальности, совершенно новый для них и отличный от всего, с чем им прежде доводилось встречаться. Даже когда он бредил, жесты и тон его речи сохраняли оттенок резких и даже снисходительных приказов — внушительная смесь учтивости и надменности.

Что же до Неллы, то она была вначале поражена вензелем на рукаве его нательной рубашки — прекрасным «Е», расположенным над короной, и перстнем с печаткой на его бледной вялой руке. Эти незначительные внешние знаки были столь же эффектны, как и другие, более глубокие, но менее бросающиеся в глаза признаки.

Рэксоул должным образом отметил и отношение князя Эриберта к своему племяннику — одновременно покровительственное и почтительное. Оно ясно обнаруживало, что князь Эриберт вопреки всему продолжает рассматривать своего племянника как суверенного повелителя и хозяина, как личность, окруженную естественным и неотъемлемым почетом и благоговением. Это отношение вначале казалось американцам фальшивым и наигранным, более того, притворным, но постепенно они стали понимать, что ошибались и что отношения, которые в Америке расцениваются как «монархические предрассудки», тем не менее сохранились и продолжают здравствовать в других частях света.