Отель «Гонолулу» - [5]

Наняв меня, Бадди больше не наведывался в гостиницу. Меня это устраивало, потому что, представляя меня людям, Бадди неизменно сообщал: «Он написал книгу», и я исходил желчью.

К тому же мне надо было освоить ремесло, а Бадди в наставники не годился. Вечно поддатый, со свойственными пьяницам заскоками, частыми сменами настроения, игривостью не к месту, он мог по сто раз повторять одно и то же, а сам под хмельком ничего не слышал.

Он старался развлечь меня, но его шутки были утомительны, в особенности заезженные анекдоты, которые Бадди рассказывал, то ли чтобы создать определенное впечатление о себе, то ли просто желая меня шокировать. Я выучил эти побасенки наизусть: и про парня, который на суде заявляет: «Черт, я-то считал себя ковбоем, а на самом деле я лесбиянка»; и «Если б господь не предназначил это нам в пищу, оно бы не смахивало на авокадо» (тут Бадди пускал в ход свой чудовищный мексиканский акцент); и финальную фразу, когда слон говорит голому человеку: «Как ты ухитряешься дышать через свой маленький хобот?»; и хриплый возглас, можно сказать, боевой клич Бадди: «Девять дюймов под килем!» Что боссу веселье, то работнику тоска.

Через несколько дней после того, как я приступил к работе, Бадди пригласил меня к себе и познакомил со своей новой женщиной, Стеллой. Стелла, по ее словам, приехала из Калифорнии.

— Услада моей похоти, — отрекомендовал ее Бадди, протягивая мне блюдо с пирожными. — Это она испекла, с травкой.

Я взял одно, слегка надкусил. Бадди, отдуваясь, нахваливал пирожные: они-де ему легкие подлечили.

— Ты плаваешь хоть иногда? — поинтересовался я.

— Опасное течение, — ответил он. Он произносил «тченье».

— Странно, что Бадди не назначил менеджером тебя, — подольстился я к Стелле. — Ты прекрасный повар и удовлетворяешь основному требованию — ты тоже хаоле с материка.

— У тебя нашлось еще одно важное качество, — возразил Бадди, фамильярно тыча пальцем мне в грудь. — Все дело в том, что ты сразу меня понял.

Я растерянно улыбнулся.

— Помнишь, я рассказывал тебе насчет того дерьмового менеджера? — спросил он.

Агрессивный малый, любитель попользоваться массажным столиком, вечно пьяный, допускавший самые нелепые промахи, не говоря уж о своеобразных розыгрышах, мартовский котяра о трех яйцах. Конечно, я все запомнил.

— Так это я и есть!

Бадди ожидал аплодисментов — ловко он меня провел! — и я не стал его разочаровывать, хотя, честно говоря, кое о чем уже догадывался, да и служащие в отеле перешептывались. Меня удивило другое: Бадди верил, что я справлюсь. «Не ошибается тот, кто ничего не делает», — подбадривал он меня. Впереди подстерегали новые неожиданности, и постепенно я научился не терять бдительность. Я искал новую жизнь, а нашел много жизней — жену и ребенка, мир этих островов и свою неготовность принять его.

3. Птичий щебет

Я решил было, что наш уборщик Кеола напрочь лишен любопытства, но вскоре застал его в тот момент, когда он опорожнял ведра с отходами в большой мусорный ящик позади отеля. Несколько листков бумаги выпорхнули из ведра. Кеола наклонился, большими неуклюжими пальцами ухватил их, но не затем, чтобы бросить в общую кучу, — нет, он принялся вчитываться, поднося к глазам хлопавшие на ветру страницы и чему-то улыбаясь. Меня это просто потрясло. Оглянувшись, он посмотрел на меня «тухлым глазом», как говорят местные.

Лишь какое-то время спустя я набрался храбрости спросить Кеолу, с какой стати он читал выброшенные бумаги. Он начисто все отрицал. И вообще, если мне покажется, что он делает что-то такое странное, читает, например, так это потому, что он страдает «неспецифическими отключками». Он якобы вообще не понимает, о чем речь.

— У меня более хуже с кратковременной памятью, шеф. Здесь такое часто. Диагноз такой.

Неделю спустя из окна офиса я услышал голоса Кеолы и Кавики — они очищали от сорняков клумбу возле бассейна.

— Э-э, где-э был вчера?

— Э, на-а работе.

— Я те-э зва-анил.

— Не-э слыха-ал.

— Не-э, те-я не-э было.

— Те-э нада, да-а?

Я чуть шею себе не свернул, прислушиваясь к этим голосам. Они околдовали меня, словно птичье пение.

— Едем в Мака-а. Поймать волна.

— Я косить чертова трава. Басс не хотеть сорняки.

— Какой басс?

— Ну, шеф.

— Э-э, а я уже все сделать.

— Столько чертова трава. Я все время потеть. У меня штаны испортиться. Мне еще деревья резать.

Две птички на ветке, чирик-чирик, я с трудом разбираю их чириканье, пытаюсь его запомнить. Несколько дней спустя они снова принимаются за свое:

— А еще та баба. Ее грабить.

— Какая баба?

— Одна хаоле.

— А кто грабить?

— Один хаоле.

— Чертовы хаоле.

— Все наркотики.

— Ага.

— Они уйти дно.

— Ага. Э-э, а как он это сделать?

— Прятаться дерево.

— Наверху?

— Сзади дерево. Видеть вахина с один сумка. Говорить: «Это моя». Цап сумка, а вахина орать, как один дьявол.

— Они все наркотики.

— Взять деньги. Купить бату.

— Бату. Снежок. Пакалоло.

— Пакалоло мягкий. Бату более хуже.

Чирик-чирик. Я сижу под окном, притворяюсь, будто занят работой.

На следующий день:

— Э-э, как тот парень?

— Какой парень?

— Тот новый парень.

— Тот хаоле, да-а? Он более лучше.

— С виду акамаи.

— Он говорить телигентный.