Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV - [93]

Интересно отметить, что в вылазках крестьян против неприятеля и баталиях принимали участие даже женщины. «В Боровске две девушки убили 4-х французов и несколько дней тому назад крестьянки привели в Калугу взятых ими в плен французов» (Из частного письма 2 окт. 1812 г. — «Бумаги Щукина», I, 62). А в Сычевском уезде старостиха Василиса получила всероссийскую известность своими энергичными действиями против неприятеля.

Дело организации народной войны прежде всего взяли на себя сами же крестьяне, иногда в организации участвовали бурмистры, помещики, наконец, в некоторых случаях администрация. «В Мосальском уезде (например), по словам полк. Поликарпова, первыми инициаторами и руководителями народной войны явились крестьяне помещика Нарышкина — сокольник Василий Половцев и бурмистр Федор Анофриев». Они сформировали целый отряд вооруженных крестьян («Новая Жизнь», 1911 г., июль и сентябрь). В селе Левшине, Сычевского уезда, самым энергичным и страшным для французов «смелостью и телесною силою своею» организатором народной войны был местный бурмистр («Русск. Арх.», 1876, II, 310). И в других уездах Смоленской губернии действовали сформированные крестьянами отряды. В Московской губернии крестьяне взяли на себя охрану селений и помещичьих усадьб.

Иногда крестьянские отряды организовались отбившимися от своих частей рядовыми. Подобным организатором явился, например, в Смоленской губернии рядовой Четвертаков. Свалившись со смертельно раненой лошади, он был взят в плен, но сумел бежать и добрел до д. Басманы. Не желая оставаться без дела, он предложил крестьянам вооружиться и идти с ним на французов. Те отнеслись недоверчиво к Четвертакову. Нашелся лишь один охотник, с которым он и отправился в путь. Дорогой они убили двух французских кавалеристов и сели на их лошадей. В с. Зоднове к ним присоединилось четыре десятка крестьян. Четвертаков посадил их всех на лошадей и, вооружив пиками, убивая французов, они брали их ружья, и отряд Четвертакова начал очень успешно действовать. Слухи о нем быстро распространились и, когда он прибыл вторично в д. Басманы, его встретили уже с восторгом, и ряды его ратников стали пополняться новыми и достигли 300 человек. Теперь Четвертаков уже превратился из случайного партизана в оборонителя данной местности. Обосновался в Басманах, устроил пикеты, организовал разведки и повел правильные военные действия против неприятеля («Русск. Ст.», 1898 г., июль, 95–102). Точно так же поступил рядовой Еременко который выбыл из строя после битвы под Смоленском 5 августа и, оправившись от раны, сформировал отряд в 300 крестьян (Поликарпов, там же).

Из помещиков организаторов и руководителей крестьянских отрядов наибольшую известность приобрели смольняне — Энгельгардт, Шубин, Лесли, предводитель дворянства Нахимов, Зубцовский, помещик Цызырев и др.

Организация крестьянских отрядов администрацией имели место в Смоленской губернии. Здесь советник тверской гражданской палаты Денисов объезжал все уезды и вызывал охотников.

Так возникали крестьянские отряды и так они действовали.

При возвращении из России (Немец. гравюра)

Народная война была вызвана необходимостью самообороны, и поскольку она оставалась в этих пределах, против участников ее ничего нельзя было иметь. Они заслуживали только признательность. Но, к сожалению, крестьяне не остались на высоте своего призвания и перешли предел необходимого. Они попрали требования гуманности, соблюдаемые обыкновенно даже и во время войны, и допустили жестокости. Они прямо охотились за мародерами и фуражирами и отводили душу их мучениями. Расправа с пленниками может потрясти душу. «Сначала, когда французы попадались понемногу, с ними возились долго, убивали нередко изысканным способом: обматывали соломою и сжигали живьем, отдавали на потеху бабам и ребятишкам. Но вот отсталые и измученные французы начали чуть не сами идти в руки, да и не десятками, а целыми сотнями. Тут уже понадобилась иная расправа. Сгоняли пленных в сараи и сжигали там сотнями, топили в прорубях, зарывали живыми в землю» (Надлер, «Александр I», ч. II, 230–231). И делалось это с невероятным хладнокровием и сознанием даже как бы богоугодности истребления «басурманов». Генерал Левенштерн видел, как один часовой мастер «осенил себя трижды крестным знаменем, схватил большой кухонный нож, бросился на улицу и убил на моих глазах 5 или 6 французов так быстро, что я не успел помешать этому». Окончив эту операцию, герой снова перекрестился и спокойно вытер и убрал нож («Русск. Ст.», 1901 г., 1–3, 363). Впоследствии эти герои хвастались даже своими подвигами. «Наловили это мы их, французов, десятка два, — говорил один крестьянин на постоялом дворе после войны, — и стали думать, что бы с ними поделать, свести, что ли, куда, сдать, что ли, кому, да куда поведешь и кому сдать? Вот и приговорили миром побить их. Выкопали в перелеске глубокую яму, повязали им, французам, руки и пригнали гуртом; стали это они вокруг ямы, а мы за ними стали и начали они жалостно талалакать, точно Богу молиться; мы наскоро посовали их в яму да живых и зарыли. Веришь ли, такой живущий народ, под землей с полчаса ворошились» (Надлер, II, 231). Ожесточилось даже женское сердце. Бабы вырывали у мужиков пленных, чтобы приложить свою руку к истязанию их и утолить жажду мести. «Вот, бывало, и наткнемся мы, парни, на одного, — рассказывал после уже старик, крестьянин, — возьмем и приведем в деревню; так бабы-то и купят его у нас за пятак: сами хотят убить… Одна пырнет ножом, другая колотит кочергой, опять другая тычет веретеном»… («Русск. Арх.», 1875 г., IX–XII, 228)