Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты - [47]

Вряд ли его радовало и назначение нового главнокомандующего, с которым он после столкновения в 1809 году находился, мягко скажем, в натянутых отношениях. Ничего хорошего в будущем для себя ожидать не приходилось.

После отъезда Платова в Москву в командование иррегулярными войсками вступил генерал-майор И. К. Краснов, близкий по возрасту, взглядам и много ему обязанный по службе. Прибыв обратно к армии, атаман узнал печальное известие о своем ближайшем сподвижнике. В арьергардном бою под Колоцким монастырем Краснову ядром раздробило правую ногу, которую пришлось отнять (по некоторым свидетельствам — при операции присутствовал Платов). Но это не помогло, и он скончался 25 августа. Смерть старого боевого товарища только усугубила тяжелое душевное состояние атамана. Было и другое, задевавшее уже личное самолюбие, неприятное обстоятельство — в это время произошло очередное сокращение и так небольшого количества полков под его командованием. Понятно, что такие действия всегда весьма чувствительны для любого генерала, особенно для имевшего высокий чин. По штатам Войска Донского насчитывалось 60 полков, а атаман и полный генерал повел сражаться в день генеральной баталии всего шесть полков из десяти подчиненных ему на тот момент. Обычно командовать такими малыми отрядами давали даже не генералам, а молодым полковникам. Для примера: в арьергарде под началом генерал-лейтенанта П. П. Коновницына, сменившего на этом посту Платова, до 26 августа находилось, помимо регулярных частей, 13 казачьих полков.

Теперь подойдем к весьма деликатному вопросу, которого нельзя не коснуться при рассмотрении нашей темы. Слишком многие современники прямо указывали на то, что прославленный казачий вождь не избежал, как и многие простые смертные, пристрастия к спиртным напиткам (предпочитал цымлянское, горчишную и «водку-кизлярку»). В данном случае он прямо нарушал вековую казачью заповедь — сухой закон во время военных походов. Но, видимо, в сложившейся ситуации его тяга к пагубной привычке сильно обострилась, и этот порок производил слишком плохое впечатление на очевидцев событий. Возможно, именно поэтому в воспоминаниях некоторых офицеров о Бородинской битве можно встретить малоприятные для Платова оценки. А. И. Михайловский-Данилевский, например, характеризуя его «распутное поведение», написал: «…он был мертво пьян в оба дня Бородинского сражения, что заставило, между прочим, князя Кутузова, 24-го августа, во время дела, сказать при мне, что он в первый раз во время большого сражения видит полного Генерала без чувств пьяного». О нетрезвом Платове 26 августа дважды в своих записках упомянул и А. Н. Муравьев. Офицер кутузовского штаба А. А. Щербинин лишь глухо намекал на это обстоятельство: «Платов ничего не делал во весь день.

Казаки его и ночь всю проспали, не заметив отступления ведетов неприятельских».

Но здесь важно отметить, что все трое не находились рядом с атаманом в день сражения — это очень важно. Они только повторяли то, что слышали в штабе Кутузова. Конечно, дыма без огня не бывает, и, скорее всего, утверждения мемуаристов имели под собой реальную почву. И все-таки, не отрицая самого факта, не стоит его преувеличивать или представлять Платова главным «алкоголиком» российской императорской армии (во все времена у нас хватало пьющих генералов), опираясь всего на несколько показаний. Кроме того, показания эти не дают никаких оснований считать, что казачьи полки не справились с поставленной задачей. А такое устойчивое мнение сложилось в штабной среде. Правда, причины указывались разные. Например, А. Н. Муравьев, упоминая, что иррегулярные части сражались «очень неохотно» и «вяло», высказал мысль: «…это, может быть, произошло оттого, что Платов временно причислен был к армии Барклая, к которому все питали ненависть, в особенности казаки, потому что они более нас ненавидели немцев.» Это был один из оттенков убежденности в бездеятельности донцов.

Но часто объективная картина открывается не современникам, а лишь историкам по прошествию долгого времени. И вот сегодня, исходя из совокупности всех фактов, трудно согласиться с тезисом «вялости» и «неохотности» казаков и их предводителя. В диспозиции, отданной Кутузовым 24 августа для предстоящего сражения, об отдельном казачьем корпусе вообще ничего не говорилось. Следовательно, он не имел строго определенного назначения. В конечном итоге именно от Платова (или его окружения) исходила инициатива кавалерийского рейда на фланг противника. Еще утром 26 августа его казаки провели разведку, выяснили отсутствие крупных французских сил за рекой Колочью и нашли броды. Атаман отправил к Кутузову принца Э. Гессен-Филипп-стальского с просьбой подкрепить его малочисленный корпус для последующего движения. Фактически главнокомандующий лишь одобрил платовский план, однако для предложенной операции было выделено ничтожно мало сил: примерно две тысячи казаков и две с половиной тысячи сабель 1-го кавалерийского корпуса. Кроме того, при отсутствии единого командования этой конницей (ни Платов, ни Уваров не подчинялись друг другу) и четко сформулированного приказа в категоричной форме, как о том писал участник рейда К. Клаузевиц, трудно было рассчитывать, вопреки надеждам высшего начальства на чудо, на какие-либо эффективные и решительные результаты.