Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов - [31]

Наконец, дошла очередь и до пас. Заметим, что когда мы вступили в дело (нас потребовали на левый фланг), это уже было гораздо за полдень; почти все главные фазисы битвы уже развернулись. Но, несмотря на то, положение пашей 3-й линии не изменилось: никакой суматохи, никакого беспорядка не было тогда заметно; параллельная нам вторая наша линия хотя иногда и просвечивалась, но нигде не была прорвана. Мы стояли как бы на маневрах, за исключением только того, что ядра вырывали тогда у нас несколько более жертв, чем вначале.

В то самое время, как мы шли на левый фланг, жестокая борьба происходила на центральной батарее, которую мы, артиллеристы, называли по имени батарейного командира Шульмановою, а в реляциях она названа именем Раевского, корпус которого оборонял ее. С самого начала битвы, когда французы, пользуясь туманом, напали врасплох на наших гвардейских егерей, временно вытеснили их из Бородина и потом были опрокинуты в расстройстве ими же (подкрепленными егерями храбрых полковников Карпенки и Вуича), с самого этого времени центральная наша батарея была предметом усиленных атак неприятеля, направленных под командою вице-короля Евгения. Эта батарея, защищаемая дивизиями Паскевича и Васильчикова, с самого утра истребляла ряды неприятеля, который, наконец, с помощью усиленного огня своей артиллерии (тогда как в нашей батарее оказался уже недостаток в зарядах) успел ворваться в редут с бригадою ген. Бонами. В это время Ермолов, посланный Кутузовым на левый фланг (находившийся в самом трудном положении после отбытия пораженного кн. Багратиона), встретил на пути своем две роты конной артиллерии Никитина и повел их на левый фланг; тут же встретился с ним его товарищ, начальник артиллерии, пламенный гр. Кутайсов, который присоединился к нему. Поровнявшись с центральною батареею, они с ужасом увидели штурм и взятие батареи неприятелем, оба бросились в ряды отступающих в беспорядке полков, остановили их, развернули батареи конной артиллерии, направя картечный огонь на торжествующего неприятеля и, став во главе баталиона Уфимского полка, повели их в атаку прямо на взятую французами батарею, меж тем как Паскевич с одной стороны, а Васильчиков с другой, ударили в штыки. Неприятель был везде опрокинут и даже преследуем; центральная батарея опять перешла в наши руки, уже с штурмовавшим ее французским генералом Бонами, взятым в плен, и опять начали громить бегущего неприятеля, который понес при этом случае огромную потерю.

Но с этим торжеством связана великая потеря для всей нашей армии. В это время был убит наш гениальный артиллерийский генерал гр. Кутайсов. В кровавой схватке никто не видал, как он, вероятно, был сорван ядром с своей лошади, которая побежала с окровавленным седлом в свои ряды, и даже труп его не был найден.

…Замечательно, что та именно центральная батарея, возле которой Кутайсов был убит, не переставала действовать, доколе неприятель не сел верхом на ее пушки; но они тут же были опять выручены, искупив вполне временную свою потерю устланными вокруг нее неприятельскими трупами. Весьма справедливо сказал Данилевский, что смерть Кутайсова имела важные последствия на весь ход сражения, лишив 1-ю армию начальника артиллерии в такой битве, где преимущественно действовали орудия, и что неизвестность сделанных Кутайсовым распоряжений произвела то, что многие роты, расстреляв заряды, не знали, откуда их пополнить. И надобно прибавить, что многие роты простояли без дела, а другие были довольно поздно употреблены. Последнее и мы испытали…

Линия дыма на левом фланге, несколько ослабленная лесом, огибала его, и показывала нам, что за этим лесом идет немаловажная борьба. Там пролегала старая Смоленская дорога. Само собою разумеется, что Наполеон не выпустил из виду возможности обойти наш левый фланг, и мы туда часто поглядывали; но там стоял корпус Тучкова, и все усилия Понятовского[7] разбились об эту преграду. Хотя Тучков долго оставался с одною только дивизиею, будучи принужден уступить другую на помощь кн. Багратиону, и начал ослабевать перед напором Понятовского, но Кутузов подкрепил его дивизиею Олсуфьева из корпуса Багговута. Тучков принудил Понятовского отступить, но сам был смертельно ранен, и Багговут заступил его место-Наполеон, узнав о неуспехе Понятовского, сильно опасался в продолжение всей битвы, чтобы Тучков, освободясь от Понятовского, не зашел в тыл Нею и Мюрату.

Мы были в одно время весьма неприятно удивлены несколькими продольными неприятельскими выстрелами с правой стороны нашей батареи. Причина тому была перегнувшаяся линия нашего левого фланга по взятии французами Семеновских флешей, так что огонь французских батарей, направленный на нашу центральную батарею, названную Расвскою (бывшую предметом возобновлявшихся усилий неприятеля овладеть ею), начал досягать до нас. Мы подвинулись поэтому вперед, но вскоре увидели перед собою ряды неприятельской кавалерии. Это была кавалерия Латур-Мобура. Эта тяжелая туча, грозившая разгромом, разбилась о штыки наших гвардейских полков Измайловского и Литовского и была потом разгромлена нашими гвардейскими батареями его высочества и гр. Аракчеева, и отчасти 1-ю легкою ротою. Наполеон мечтал тогда, конечно, о Маренго и о Келлермане, но он имел дело не с австрийцами, и скоро последовало разочарование: большая часть знаменитой его кавалерии полегла на этом месте и не могла уже потом поправиться. Кавалерийская атака была повторена и нашла ту же участь. Явившаяся теперь перед нами кавалерия предприняла третью попытку. Отброшенная опять кареями наших гвардейских полков, она обернула на нас