Отец смотрит на запад - [42]

– Та-а-а-ак.

– А как вам кажется, за сколько можно продать такую квартиру? – спросила Катя, еще более засмущавшись.

– Ну, сложно сказать. А там вообще люди покупают недвижимость?

– Из аулов приезжают фермеры, чтобы дети поближе к цивилизации были.

– О, это хорошо. У фермеров обычно водятся денежки. Может, и миллион выручите. Или тысяч семьсот.

– А вот этих денег плюс выручка с продажи дома… Этого хватит на первоначальный взнос для «однушки» в Москве?

– В принципе, я готова подобрать вам варианты вторички. А если взять подуставшую квартиру, то и платеж ежемесячный небольшой получится. Думаю, банк одобрит вам ипотеку с хорошим первоначальным взносом. – Риелторша шелестела бумагой и усердно что-то чиркала карандашом. – Алло, Катя?

– Да, да, я здесь.

– Но для этого вам нужно сначала вступить в наследство. Мама у вас, кажется, – риелторша неуместно хихикнула, – Иисусова невеста? Пусть напишет отказ. Так как брак не расторгнут, она в первую очередь претендует на квартиру.

– Ага, поняла. Я перезвоню вам, – не дожидаясь ответа риелторши, Катя опустила трубку на рычажки и заходила по комнате.

С каждым шагом сомнения наваливались на нее с новой силой. Она пыталась понять, сколько денег было в конверте, который мать пожертвовала храму. Наверное, много, конверт был пухлый.

«Ограбила, ограбила!» – пробивался в памяти голос Аманбеке.

Если много лет назад мать легко вынесла из дома деньги семьи, то почему сейчас она должна запросто расстаться с целой квартирой. Катя вспомнила истории из желтушных ток-шоу: люди рассказывали, как искали Бога, а находили секты, где их убеждали чуть ли не под гипнозом отписать имущество в пользу духовного братства. Первое время в доме Ирочки Катя жадно смотрела такие передачи, надеясь увидеть, как разоблачат священника из церквушки-вагончика. Она представляла его интеллигентное лицо, залитое краской стыда, и заранее злорадствовала. Но по телевизору всегда разоблачали какого-нибудь другого святого отца и раскаивалась, что ушла из семьи, какая-нибудь другая мать, не Катина.

«Вот что за родители у меня такие, – пожаловалась Катя сама себе. – Может, тоже надо было выбрать Бога, не следуя слогану из любимой книги Уэлша: "Выбери жизнь. Выбери работу. Выбери карьеру. Выбери семью. Выбери телевизор с большим экраном"». Катя поежилась, вспомнив телевизор-убийцу, из-под которого торчала мертвая ручка Маратика.

Каково было матери? Неудивительно, что Наина искала утешения в мрачной обстановке поселковой церкви. Может, если бы Катя последовала ее примеру, сейчас жила бы в монастыре и проблем не знала.

И так эта мысль понравилась Кате, что, собираясь к матери, она то и дело представляла себе монастырские звуки: звон церковных колоколов, шелест облачений из габардина, еле слышное дыхание свечи, бряцание серебряной цепи кадила, рассекающего воздух. Решив, что обязательно все это запишет, Катя проверила батарейки в диктофоне и убрала его поглубже в рюкзак.

Она помнила, как они с Ирочкой ездили в монастырь к матери – всего один раз. Бабушка аккуратно заплела ей две косички и нарядила в летнее платье. Чтобы вышивка с клубникой смотрелась ровно, Катя даже старалась не сутулиться. Правда, когда они сошли из вагона, поднялся такой ветер, что Ирочка напялила на Катю свой колючий свитер, который спрятал и алые, точно живые, пузатые ягоды, и даже кружевной подол. Тогда Ирочка еще надеялась вразумить дочь и вернуть ее в семью. По крайней мере, она говорила, что все эти годы ей некуда было особо тратить деньги и теперь они – две мамы, две дочки и бабушка с внучкой – могут поехать в санаторий в Крым. Если только ей удастся поговорить с дочерью наедине.

А в поезде она все больше молчала, смотрела в окно на скудные пейзажи. Катю природа не интересовала, она все любовалась на оконное отражение вышитой на платье клубники, которая оттеняла красным все, мимо чего они проезжали. Переезд с клубничным шлагбаумом, мотоциклист с головой-клубничкой, дома и киоски в клубничных рытвинах. Когда в окне отразился пластиковый стакан клубники в женской руке, Катя даже не сразу поняла, что женщина стоит в купе рядом с ней, а не призраком преследует по перрону медленно тронувшийся вагон. Ирочка купила два стакана клубники, но сама к ней не притронулась. Катя по-хозяйски хватала ягоду, подносила к вышивке, сравнивала, какая красивее, настоящая или на платье, и отправляла клубничину в рот. Один раз поезд дернулся, и Катя впечатала ягоду в ткань. Ирочка, обычно требовательная к внешнему виду внучки, в тот раз даже не заметила розового пятна. А когда оно скрылось под шерстяным свитером, Катя совсем взбодрилась, как это бывает с детьми, которые провинились и чудом избежали наказания.

Теперь ей совсем не хотелось красоваться перед матерью. Катя натянула узкие джинсы, футболку и джемпер, хотя понимала, что Ирочка не одобрила бы такой выбор. Получила даже немного удовольствия, представив, как ее не пускают в храм в брюках и она уходит, не дождавшись матери. Своего рода месть, потому что в ту единственную поездку Наина так к ним и не вышла.

Они прятались от порывов ветра за углом какой-то постройки. На стене из-под облупленной штукатурки проглядывал красный кирпич, казалось, стены кровоточат. Они стояли, словно ждали расстрела.