Отец смотрит на запад - [32]

– Простите, я не нарочно! – взмолилась Айнагуль со слезами на глазах.

– Ойбай! Чему тебя только мать учила! – возмущалась тетя Марина и совала полотенце в декольте платья. Казалось, она вытирает уже не бульон, а пот, прохаживаясь тканью даже под толстым потемневшим серебряным ожерельем.

– Ничего, поживет с Аманбеке – научится! – вступилась за молодую сноху другая подруга Аманбеке с одной тощей косичкой, торчавшей из-под зеленого платка.

– Да сразу же видно, родители не воспитанием занимались, а не пойми чем, – не успокаивалась тетя Марина. Ее глаза русского разреза в гневе казались еще круглее.

– Ты говори, да не заговаривайся, – сказал Тулин.

В комнате сразу стало тихо. Приятный его голос в сочетании с почти уродливой внешностью обладал странной особенностью: он как будто гипнотизировал окружающих. Айнагуль тихонько встала. Только она отошла от самовара, как кто-то из гостей поднял его крышку и перелил коньяк из бутылки прямо в раскаленное самоварное нутро. Тот зашипел и завонял.

Так пах компресс, которым мама лечила Айнагуль в детстве от простуды. Она поняла, что больше, чем обнять сына, который спит у соседей Аманбеке под присмотром старух, она хочет, чтобы ее обняла мама.

Двор пока не стал родным, а ворота, пусть и открытые, и оставленная на входе кувалда все так же напоминали Айнагуль тюрьму. Она обернулась на дом, в теплом свете лампочки гости праздновали свадьбу. Айнагуль горько улыбнулась и пошла к соседям повидать сына.

После ухода Айнагуль в зале стало как будто веселее. Тетя Марина по-хозяйски уселась за самовар и принялась разливать подогретый коньяк. Женщины точно хорошели на глазах. Мужчины произносили тосты и протягивали Булату конверты с деньгами. Тот слюнявил пальцы и запускал их между купюрами. Записывал в блокнот суммы и показывал Тулину.

Тулин кивал, улыбался и рассыпался в благодарностях. Некоторые гости так воодушевлялись, что забирали конверт у Булата, при всех добавляли туда еще денег и со смехом возвращали на пересчет.

Даже Серикбай, не сводивший хмурых глаз с невестки, теперь расслабился и откинулся на подушку. Он вдруг почувствовал себя молодым, будто оказался в прошлом на собственной свадьбе. С каждой новой пиалой коньяка все отчетливее вспоминал лицо Наины. Молодое, белое и красивое.

Он горделиво распрямлял плечи и произносил тосты за женщин, потом как будто понимал, что Наины больше нет рядом, и угрюмо умолкал. Прислушивался, не заговорит ли с ним Маратик.

Столько лет Серикбай оплакивал сына, а сегодня, глядя на красивую невестку, вдруг вспомнил о дочери. Он пытался восстановить в памяти лицо Кати. Но мысленно видел ее только младенцем с личиком, похожим на запеченное яблочко, либо повзрослевшей, но без лица и с жирным пятном на школьной юбке. Катя оставалась бледной тенью.

Он ухватил бешбармачную лепешку и заметил на большом и указательном рыжие пятна, словно следы от йода, – побочка дешевых сигарет. Немного стыдно. Вытер руки и стал сгибать пальцы, подсчитывая, сколько лет дочери. Выходило так, что она уже тоже невеста – ровесница Айнагуль. Сердце его так заболело, что он схватился за грудь. Пронеслась мысль о завещании. Надо обязательно поехать к нотариусу в районный центр и переписать квартиру на дочь. Да и все, что он накопил за эти годы, тоже должно достаться ей. Серикбай, отваливая тяжелую челюсть и шумно дыша, встал и, пошатываясь, вышел на свежий воздух.

Как раз в это время к дому подъехал невиданный в этих краях полированный черный джип. Серикбай, уже немного протрезвевший, кивнул прибывшим. Он догадался, что мужчина за рулем – отец невесты. Рядом с ним сидела еще не старая красавица с глазами испуганной лани. Она кивнула Серикбаю в ответ и доброжелательно улыбнулась.

Тут же прибежала детвора и облепила машину. Черный глянец стал покрываться мутными отпечатками детских ладошек. Хозяин джипа вышел и грозно цыкнул, мелкие пацаны попятились. Он был одет буднично, в серые брюки и свитер с катышками. Обошел машину и помог выбраться жене. Женщина ухватилась тонкой рукой в браслетах за крепкую мужнину и выпрыгнула из машины девчонкой. Панбархатное платье, облегавшее ее стройное тело, красиво заструилось.

Серикбай смущенно потупился и услышал сзади шаркающие шаги. Обернулся и поймал взгляд Аманбеке. Ее темные блестящие глаза недобро щурились.

– Саля-а-ам але-е-ейкум! – протянула Аманбеке и скупо улыбнулась новым родственникам. – Это мой брат Серикбай.

– Приятно. Аманкул, – поздоровался отец Айнагуль и пожал руку Серикбая. – Моя жена Алия.

Аманбеке отметила сходство Алии и с красивой Балжанайкой, и с Айнагуль. Качнула головой и, взяв сватью под локоток, повела в дом. Почувствовала нежность ткани под пальцами и завистливо прикинула, что такую не достать в их поселке и даже районном центре, если только привезти на заказ.

Аманкул присел на лавку в коридоре и, небрежно расшнуровав кроссовки, стянул их, потирая ступни друг о друга, как муха. Алия аккуратно сняла лаковые туфельки и оставила их на самом видном месте.

«Как будто мне назло», – подумала Аманбеке.

Аманкул был высокого роста, и казалось, встань он на цыпочки – ударится головой о неровный потолок. Жена семенила за ним, всматриваясь в скудную обстановку и в лица незнакомых людей. Комната с дастарханом как будто ходила ходуном от всеобщего веселья.