Отец Джо - [99]

Отец Джо задремал, сидя в огромном, с резными украшениями кресле, повернутом к окну; толстый плед был подоткнут, накрывая его бугристые колени. Мы подошли к нему; отец Джо медленно пробудился, глубоко вздохнув.

— Тони, дорогой мой, да это никак ты!

Здороваясь, он повернул голову. Видно было, что движение далось ему не без труда.

Левый глаз у отца Джо не видел, он сильно раздулся и выпирал из глазницы под давлением изнутри; белок превратился в гангренозный желто-зеленый, перечеркнутый лопнувшими кровяными сосудами; зрачок бессмысленно уставился в сторону, в пустоту.

У меня мелькнуло воспоминание из детства — ужасная эпидемия среди кроликов. Тогда я обнаруживал несчастных грызунов в зарослях травы, куда те заползали умирать; их вздувшиеся глаза выпирали из глазниц точно так же, как левый глаз отца Джо.

Я знал, что это такое, но лучше мне было не знать. Я хотел выйти за дверь, чтобы снова войти и увидеть, что все осталось по-прежнему, а про ужасную новость я ничего не знаю.

Рак вернулся.

И если отец Джо здесь, а не в больнице, то…

Отец Джо выпростал руку из-под пледа и протянул нам. Его правый глаз нисколько не изменился, отец Джо все также часто моргал им. Священник поправил очки, которые во сне съехали ему на нос, и его огромные губы растянулись кончиками вверх в радостной улыбке. Однако левый глаз сохранял свое собственное выражение, как будто принадлежал другой голове — он все с тем же выражением бесконечной тоски и покорности смотрел в никуда.

— Отец Джо, почему вы не?..

— …не сообщил тебе? Прости меня, дорогой мой. Я теперь сделался таким забывчивым.

— У вас будет… вам очень больно?

— Нет. Врач прописал мне одно весьма приятное лекарство — б-б-болеутоляющее. Ты знаешь, мне очень даже нравится то ощущение, которое я испытываю после приема.

— Отец Джо, вы поправитесь, обязательно! Вы ведь всегда поправлялись!

Жалкая бравада! А ведь я имел в виду совсем другое: «Вы не можете уйти, отец Джо, вы всегда были здесь. Мне так необходимо, чтобы вы оставались в монастыре всегда. Я не в силах представить себе мир без вас».

— Нет, дорогой мой, я умираю. В-в-врач вполне уверен.

Я стоял как громом пораженный. Собственной эгоистичностью. Пустотой, в которую пялился.

— А это, должно быть, Себастиан?

Я совсем позабыл о бедняге Бэше. Не в силах двинуться, он стоял и, опустив голову, пристально глядел на отца Джо из-под красиво изогнутых светлых бровей. Глядел смело.

Сын шагнул вперед, поначалу робко, затем уверенней, подойдя к самому креслу. Наклонившись и стараясь не смотреть на ужасный левый глаз, он поцеловал отца Джо в щеку.

Лицо старика осветилось — прямо окно в рай.

Он обнял Бэша одной рукой и прижал к себе. Его губы, медленно смыкаясь и размыкаясь, смаковали присутствие моего маленького сынишки, словно благороднейшее из вин.

— Как будто ангел слетел с небес.

Дверь отворилась, и вошел брат Джон с подносом На подносе были крекеры и наполненный до краев бокал красного вина.

— Видит бог, за это я и люблю утро! А ты, дорогой мой, не откажешься от бокала?

Я глянул на брата Джо, вопросительно подняв бровь.

— Ну хорошо, — лишенный живости манчестерский говор медбрата делал его строже, чем он был на самом деле, — но не забывайте, что время близится к обеду. И ты, Джо, тоже не увлекайся.

Брат Джон вышел.

— Таким разговорчивым я его что-то не припомню, — заметил я. — За все то время, что я бывал в Квэре, он едва ли сказал половину сегодняшней тирады.

Отец Джо сдавленно хихикнул.

— Как здорово, дорогой мой, что ты все-таки выбрался. А то я боялся, что ты не приедешь. Я же понимаю, как ты занят.

Отец Джо сделал добрый глоток из бокала и причмокнул.

— Отец Джо, я отменю все свои планы, если мое пребывание здесь может хоть как-то… хоть каким-то образом задержать… ваш уход.

— Не думай, дорогой мой, об этом как об уходе. Представь себе, что это приход Господа.

— «Он пребывает совсем рядом и очень скоро придет».

— Святой Августин. Надо же, ты помнишь!

Отец Джо взял меня за руку. Обычно от его мягкой ладони исходило тепло. Теперь же она была холодной. А это что — едва заметная дрожь?

Бэш, то ли из не по годам развитого чувства приличия, но скорее всего из любопытства, свойственного мальчику семи лет, подошел к окну и засмотрелся на судоходный Солент.

Я должен был задать один вопрос. Опасаясь, что отец Джо сочтет дело чересчур мирским и безбожным, я заговорил едва слышно — так, что старик, вслушиваясь, чуть подался вперед.

— Отец Джо, а вас не беспокоит мысль, что там… может не оказаться ничего?

— Хороший вопрос.

Здоровый глаз вгляделся в мое лицо, мертвый же уставился в безнадежно далекий горизонт.

— Нет, дорогой мой, это меня не беспокоит. Может, я немного боюсь, да. Но мы ведь всегда боимся, правда? Когда нам приходится открыть дверь, о которой мы всегда знали… но которую еще ни разу не открывали.

— Вот уж вам, отец Джо, бояться в самом деле нечего. После той жизни, которую вы вели…

— Нет, дорогой мой, я имел в виду немного другое… Хотя я в самом деле грешил и зачастую оступался. Я имел в виду боязнь того необъятного, что сокрыто за дверью. Господа любви — бесконечного и вечного. Разве могу я оказаться достойным такого?