Отец Джо - [90]

Что, если вечно ускользающая великая теория единства, мечта любого физика, — вот она, лежит прямо передо мной? Что, если сила, стоящая за всеми остальными силами, без всяких усилий объединяет непостижимо великое с непостижимо малым? Эта великая теория единства совсем не отменяла три столетия блистательного научного гения с его ошеломляющими откровениями, сделанными космологами, астрофизиками, теоретиками квантов, исследователями атомов, всеми теми, чьи Нобелевские премии были ничем в сравнении с теми неизмеримыми глубинами, которых они достигли в изучении Вселенной, такой прекрасной, простой, необъятной и в то же время ограниченной, совершенной и вызывающей благоговение. Нет! Все, что они сделали и все, что еще предстоит, заслуживает уважения.

Возможно, вопрос «А почему бы и нет?» был тем самым вопросом, на который наука не могла ответить. Она только могла подготовить человека для ответа. Вопрос «А почему бы и нет?» был вне, за пределами хаотических сомнений материального. Вопрос, который мог быть сформулирован и понят только теми, кто изучает и поверяет это уникальное свойство человеческого ума: умение осмыслить собственное существование. Вопрос, на который может ответить только поэт. Или святой.

Я понятия не имел о том, что это была за сила или закон, который вдруг показался таким реальным и осязаемым, — неважно, реальность ли это в плане человеческой личности или в плане истины, присутствующей во Вселенной. Очевидно, это было тем самым, что люди подразумевают, когда говорят «Бог», однако ни одно определение Бога из всех тех, которые мне доводилось слышать — неважно, относились они к личности, родителю, роду — не имело для меня смысла, пусть даже в качестве метафоры.

Я не любил эту силу или там закон и не чувствовал ответной любви. Я не связывал эту силу или закон с тем, чему был свидетелем в церкви, каким бы прекрасным, трогательным или духовным оно ни было.

Вот отец Джо смог бы показать мне эту связь. Как-нибудь, когда-нибудь, но смог бы. Я слепо верил в его способности. Этот вопрос находился в его компетенции, а в своей области отец Джо был ученым мирового класса.

Однако дело подождет до завтра. Сейчас же, подумалось мне, эта штуковина — Бог, сила, закон или что там еще — хочет, чтобы я заглянул в ближайший паб и отметил событие.

Что я и сделал.

Глава семнадцатая

У отца Джо и в мыслях не было приписывать все это себе. Да и не годился он на роль лидера группы поддержки. В его словаре не было таких слов, как удача и неудача. Они подразумевают конечное состояние, а его гораздо больше интересовал сам процесс — как выйти за пределы самости, как найти закон или силу, которую он называл Господом, любить ее и прислушиваться к ней, — процесс, не имевший конечного состояния, не имевший такой точки, в которой его можно было бы измерить и определить как удачу или неудачу.

Отец Джо был на седьмом небе от счастья — я сказал ему, что, возможно, вернусь на путь веры. Но нашел этот путь я сам; теперь, когда я разглядел дорогу — не шире оленьей тропы, через подлесок, но все же, — он отказался приписать заслугу себе, хотя я осыпал его благодарностями. Он лишь поблагодарил в ответ. Я никогда не стану галочкой в его зачетной книжке «там, наверху».

Я знал этого человека вот уже тридцать три года, больше половины всего того времени, какое он провел в монашестве. Через несколько недель наступала шестидесятилетняя годовщина. Шестьдесят лет назад, в 1928 году, в возрасте девятнадцати лет он постригся в монахи, дав торжественный обет постоянства, послушания и духовного совершенствования, записанный на листе пергамента и помещенный на алтарь. Первое и строжайшее правило святого Бенедикта: запиши.

Если не считать Первую мировую, о которой отец Джо почти ничего не знал по причине своего юного возраста он стал свидетелем всех событий этого ужасного, алчного, убийственного века. Что с ним было в Великую депрессию? Жил в бедности. А во Вторую мировую? Пребывал в покое. Как пережил «холодную войну» с ее тиранами-капиталистами (черт их побери) и революционерами-коммунистами (дьявол их забери)? В любви к врагам своим. Даже теперь, когда нелепый конфликт начал рассасываться — благодаря таким людям мира, как Иоанн Павел II и Михаил Горбачев, благодаря упрямым европейцам, моим ровесникам и их родителям, которые, несмотря на свою откровенную легкомысленность и бесконечную вздорность, тем не менее остались поколением мира и не купились на рейгановские карикатуры русских, не спасовали перед его трусливым оружием массового уничтожения. После всего ужаса и угроз, кошмарных сценариев войны и балансирования на грани самое бессмысленное и опасное противостояние за всю историю планеты заканчивалось без единого выстрела. Pax — простое, неподвластное времени слово, пребывавшее в сердце бенедиктинской традиции, которая пережила все муки и судороги Европы, от Карла Великого до Черчилля, победило в «холодной войне». Даже в самый ужасный век всей истории человеческой дух отца Джо возобладал. Может, его вера в силу молитвы не так уж и безосновательна.

Иной раз я размышлял — излюбленное времяпрепровождение моего поколения — о том, что бы случилось, одолей нацисты Англию. Они наверняка бы стерли Квэр с лица Земли, да и отца Джо тоже. Нацисты уничтожали католиков, в особенности католических священников с таким же тщанием, как и остальных своих жертв. Но бенедиктинцы не сдались бы. Другие «отцы Джо» вышли бы из реки черных сутан, чтобы основать другие «Квэры». И раньше изверги, подобные нацистам, уничтожали целые нации; они вырезали монахов, а монастыри сжигали за одно то, что их обитатели отказывались сражаться, укрывали беззащитных, встречали ненависть любовью.