Отдых на свежем воздухе - [9]

И тут Оливио очень нехорошо усмехнулся:

– Я не один.

В этот момент снова грохнуло, и по обе стороны от входа образовались два пролома. В пакгауз вошли Жоан, Робертино и Бласко, сверху упал шар голубого света и окутал привязанного к столбу Ньету слоем щитов, а затем с площадки спрыгнули Тонио и Жиенна, отбежали в стороны, оказавшись по правую и левую руку Оливио.

На мгновение Микелло растерялся, но тут же взял себя в руки, а чернявый Джильермо сказал:

– Тьфу, пять паладинчиков и одна девка. Да мы вас всех отдерем, херня вопрос. И ваши штучки не помогут, у нас на сей счет кое-что имеется.

Бласко и Жиенна одновременно подняли руки, активируя сразу по три боевых каста – две «Фейских цирюльни», две «Заморозки» и два «Плевка василиска», все – вполсилы, но и этого должно было быть достаточно, чтобы вывести из строя половину противников.

Но не успели касты окончательно сформироваться, как Джильермо выдернул из кармана небольшой круглый предмет и швырнул его под ноги паладинам. Предмет негромко бахнул, в воздух взметнулось облачко черной пыли. Касты тут же сдохли, а Бласко и Жиенна быстро отскочили назад, стараясь не вдохнуть эту пыль, которая, впрочем, стала быстро оседать.

– Граната с адамантовой пылью, – поднял бровь Оливио. – Небось отвалил за нее пару десятков эскудо, не меньше. И совершенно напрасно.

Он поднял левую руку, призывая силу Девы, то же самое сделали все остальные, и Бласко сказал:

– Видал я идиотов долбанутых, но чтоб настолько… На святую силу адамант не действует, дурачье.

И он ударил разом с остальными Дланью Девы. Конечно, на людей это подействовало далеко не так хорошо, как на фейри, нежить или демонов, но белые вспышки на несколько мгновений их ослепили, а сама Длань сбила с ног половину морячков.

Плохо было только то, что адамантовая пыль осела не сразу, а из-за сквозняка ее потянуло поземкой прямо к пленному Ньете, и щиты, закрывавшие его, погасли. Это заметил и Джильермо. Подскочил к мартиниканцу, выхватил кортик и приставил к его горлу:

– Тихо, сучьи вылупки, или я ему глотку вскрою!

А оставшиеся стоять на ногах морячки бросились к ящику недалеко от опорного столба и быстро вооружились маленькими арбалетами-ублюдками, а двое – самопалами.

Паладины остановились. Микелло ухмыльнулся:

– Вот и всё, твари красномундирные. Думали – вам поможет ваша хреномагия? Отымей меня святой Микелло, если вы отсюда живьем выйдете!

Оливио прищурился, и Микелло показалось, что у того в глазах зеленый огонь. Пригляделся – и понял, что не показалось.

– Хула на святого – преступление против Веры, Микелло, – ровным голосом сказал Оливио. – Нападение на паладина – преступление против Церкви и Короны. Похищение фартальского подданного – преступление уголовное. Удар плетью, нанесенный дворянину другим дворянином – преступление против чести. Вы тут уже заработали целый букет наказаний, так что, полагаю, очень скоро присоединитесь к вашему приятелю Стансо. Ему там скучно без вас кайлом махать. И трахать ему там некого – самого, небось, трахают.

– Ты что, не понял, ублюдок? – даже чуть растерялся Микелло. – Ты живым отсюда не выйдешь. Отправишься нахер вместе с прихлебателями раков кормить. Им и трынди про законы с преступлениями. Но сначала мы вас всех отымеем по кругу.

– Какой ты скучный, заладил – «отымеем» да «отымеем», – вздохнул Оливио. – Тебе что, никто не дает, что у тебя только одно на уме?

– Да такому долбоклюю хреноголовому никто письку даже не покажет и за сто эскудо, не то что не даст, – совсем не по-дамски, но очень по-инквизиторски сказала Жиенна.

А Жоан сплюнул:

– И ругаться он тоже не умеет, тьфу. Слыхал я, что моряки – мастера загнуть пятиэтажно, но вижу – пустая болтовня.

Морячки нервно переглянулись – что-то явно шло не так, паладины почему-то никак не желали пугаться. Хотя должны были – вшестером против двадцати, вооруженные только мечами и баселардами против палашей, кортиков, арбалетов-«ублюдков» и самопалов.

Оливио спокойно сказал, глядя на Микелло:

– И кстати, мне очень интересно, знает ли адмирал Скьярелли, чем занимается нынче вечером его адъютант… Сдается мне, что знает – такие трусы как вы не пошли бы на подобное дело, если бы он и еще кое-кто не прикрывал ваши жопы.

Рядом хихикнул Робертино:

– Под Скьярелли уже земля горит, но он этого еще не знает. Оба моих дяди уже давно ждут, когда он неверный шаг сделает. И, похоже, дождались.

Микелло занервничал, но виду постарался не показать:

– Ты что трындишь, недомерок, какие еще твои дяди?

– Его величество Амадео Пятый и вице-адмирал Гуго Ванцетти, – улыбнулся Робертино, и Микелло аж передернуло.

Остальные морячки немного растерялись от такой новости, но в этот момент Джильермо, видимо, решил, что терять уже нечего. Он махнул кортиком, и на шее Пабло Ньеты протянулась красная нитка глубокого пореза:

– Хватит трепаться! У меня терпение не бесконечное. Ты, ублюдок, снимай штаны и становись раком, живо!

Оливио даже не шелохнулся. Его товарищи чувствовали, как сгущается вокруг него могучая сила – и сами тоже не стояли без дела. И когда Джильермо снова занес кортик, Жиенна вдруг исчезла с легким хлопком, тут же появилась позади Джильермо и врезала ему кованым носком сапожка под копчик. Джильермо кубарем полетел на пол, а инквизиторка тут же накрыла себя и Пабло Ньету куполом святой брони, вынула нож и принялась резать веревки. Журналист спокойно сказал (словно не его только что по горлу полоснуть пытались):