Отдельно Взятая Жизнь - [9]

    -Ага, хороша рубашка–  буркнула я в ответ, но призадумалась.

   Мы перешли на пистолет Макарова, стреляли холостыми, я привыкла к оружию, и ловила себя на том, что мне  нравилось  держать плоский пистолет в руках и всаживать пули в перекрестие на круге мишени. Однажды Саня приволок  мишень  в виде человеческой фигуры, и  я просто с упоением расстреливала голову и сердце врага.

   Как то, когда уже наступила зима, Саня сказал:

   –Ну Ален, ученого учить только портить, начнем с Широколицего. Он  по четвергам  жрет в  грузинском ресторане  Татико. Сходи вечером, погуляй вокруг, может что интересное увидишь.

   План такой, в четверг наблюдай за ним, когда он подойдет к машине, мигни фонариком, сама  без дела не рискуй, под видеокамеры не лезь, отход продумай самостоятельно.-

   Вечером, в потертой дедовой ушанке и  его же  длинном черном пальто с цигейковым воротником я медленно прохаживалась  около  ресторана, откуда доносилась грузинская музыка.

     Ресторан находился в старой части Нижнеярска. Сразу же за  "Татико", я обнаружила узкий проход между  бурыми кирпичными домами, построенными наверное до революции. Я двинулась по проходу и нашла  пару интересных ответвлений. Одно  выходило прямо к  оживленному проспекту Мира, а другое извивалось между домами, помойками и наконец выводило к  тихой и малоинтересной улице Ломоносова.

   Вечером следующего дня  я собралась на нашу операцию, меня слегка подтряхивало.

   Перед уходом, я погладила фото родителей и прошептала "Я люблю вас"

   Широколицый сидел в ресторане второй час, а я гуляла вокруг, стараясь не светиться под  камерами обзора территории. Наконец наш общий враг вышел, промокая масленые губы салфеткой,  и вразвалку направился к Лендроверу, в котором скучал его водитель. Я опознала Широколицего  моментально, та же самая гнусная рожа, которая в сентябре маячила у дачной калитки.

    Мигнула два раза фонариком, это был сигнал  Сане "он идет, все чисто".

    Когда Широколицый подошел к пассажирской  двери своего автомобиля, тут же раздались выстрелы. Широколицый обмяк и  рухнул, раскинув руки в мгновенно окрасившимся кровью снегу. Его водитель  выпал из машины, залег за колесо и  открыл  огонь в сторону Сани.

   Я выстрелила в темную фигуру водителя дважды и помчалась по узкому закоулку, не оглядываясь. На мое счастье началась метель, засыпая следы моего преступления и бегства. За мной не гнались, и  попетляв по переулкам, я уже спокойным шагом  подошла к  дедовской Волге, припаркованной на улице Ломоносова, содрала пыжиковую ушанку и уехала в Ленинский район города.

    Почему то понесло меня  во двор дома, где проживал Рома. Остановившись и заглушив мотор, я  тупо глядела ня несущийся  белый снег в фиолетовом от фонарей вечернем воздухе,  руки мои тряслись, и все тело пронизывала дрожь.

     Когда я немного успокоилась, отправилась домой, объезжая место убийства по максимально широкому пути, а противный привкус одного из тяжких  семи грехов стоял во рту

   "Неужели я  убила человека?"

   Дома, я подходила к зеркалу и  всматривалась в собственное лицо. Это я? Та  самая нежная девочка, которая написала маслом рыжего мальчика с котенком?

    Через три дня, я появилась на лесной поляне, заметенной снегом.

    Сани не было и я переминаясь с ноги на ногу, нервно оглядывалась по сторонам.

    -Ну долго ты будешь стоять?-

    произнес Саня материализовавшийся рядом,

    -Саня а я за тебя волновалась! обрадовалась я.

   –Начало есть, довольно сказал Саня. -Обоих положили, в новостях видал. Ты как, жалеешь?

   –Нет,–  слегка покривив душой отозвалась я я -не очень.

    -Не жалей, он душегуб еще то был, а шестерки его между прочим, все кровью невинных людей повязаны. Пошли в землянку.

   В  протопленной землянке, Саня накрыл стол по случаю первой  победы. На расстеленных  газетах красовались одноразовые белые тарелки с  крупно нарезанной копченой  колбасой, ломтями мягкого серого хлеба. Я заметила  и коробку зефира ванильного явно  предназначавшегося для меня.  По центру стола лежала сложенная   газета Нижнеярские вести, с отчеркнутой  заметкой о двойном убийстве у ресторана. Журналист в заметке недоумевал, кому понадобилось убивать порядочных людей трудящихся на благо города и сетовал о разгуле бандитизма.

   Успех окрылил нас и  в скором времени мы уже обдумывали  завалить Турка, правую руку Жакаева.

   Верней настаивал не этом Саня.

   Я категорически была против и считала, что убивать сейчас напарника Широколицего опасно.

   –Саня,– говорила я,– нужен четкий  план.  Ты научил меня стрелять и метать ножи, но то что случилось с Широколицым дело случая.  Ты сам говорил, что Турок без охраны не ходит, а сейчас он может ее удвоить. Для  удачной операции,  нам нужно использовать снайперскую винтовку или   даже дистанционные мины, а для этого выходить на  нужных людей.

   Саня отмел все мои предложения.

    -Алена,– снисходительно ответил он,– ты смотришь слишком много боевиков, не нужно усложнять ситуацию,  если ты боишься,  я сделаю  все сам.

   На этой почве мы немного поругались, у меня создалось впечатление, что Саня теряет тормоза.