Отдел - [47]

— Фашизм — это когда пачками людей уничтожаешь, — возразил Игорь Васильевич, — по этническому или какому другому принципу. А мы, как видишь, так далеко не заходим.

— Нет, я имею в виду, что вы так спокойно приказы выполняете оба, — сказал Молодой.

— Ну так ведь кто-то должен их выполнять, — сказал Игорь Васильевич. — Причем, как ты сказал, «спокойно». Иногда через это «спокойно» приходится их выполнять. Но это вопрос веры. Вот ты, например, в бога не веришь, и я не верю, я верю в государство и что оно необходимо. Ты во что-то тоже веришь. Любая вера во что-то так или иначе убивает. Любая идеология жертв требует, без этого никак. Тот же капитализм много жизней уносит, но ты деньгам это в упрек не ставишь.

— Вообще-то анархизм не требует ничего, — сказал Молодой, — он вообще отрицает всякую власть человека над человеком.

— Это он на словах отрицает, — сказал Игорь Васильевич. — У муравьев это, может, и прокатило бы или у пчел, но мы-то обезьяны, просто высокоорганизованные, мы в любом случае будем иерархию выстраивать, хотим мы этого или нет. Уже в самой идеологии анархизма спрятано это насилие над человеческой природой, потому что он заставляет быть человека не тем, кем он является. Или быть тем, кем он не является. Или как я раньше сказал?

— Да ты уже и так и так сказал, — откликнулся Фил на адресованный Молодому вопрос.

— Похоже, тебе уже хватит, — заметил Молодой Игорю Васильевичу.

— Тебе еще несколько раз придется сказать, что мне хватит, когда правда будет хватит, — сказал Игорь Васильевич со знанием дела, но хриплым от опьянения голосом. — И как бы ты раньше в аут не ушел. Тут так-то и пить нечего.

— Ты же сам поймешь, когда ему будет хватит, — сказал Фил Молодому, — ты этот момент не пропустишь.

— Это когда он на мне всякие захваты начнет показывать? — слегка возмутился Молодой. — Надеюсь, до этого мы разъедемся уже.

— Это от меня зависит, разъедетесь вы или нет, — усмехнулся Фил. — Вы так-то уже хороши.

Тем не менее, просидели они еще достаточно долго. Постепенно теплота и покой в теле Игоря сменились на какое-то речевое оживление, потому что все стали почему-то рассказывать про книги и сериалы, а Игорю непременно нужно было вставить свое мнение в общий хор. При том что Игорь сознавал себя каждую секунду и контролировал себя, наступил момент, когда осталось для него только это настоящее, на котором нужно было балансировать, как циркачу на проволоке. Затем наступил предсказанный Филом момент, когда на любую фразу Молодого Игорь Васильевич начинал предлагать обучить Молодого всяким болезненным захватам, чтобы у Молодого в жизни все было хорошо и за него не нужно было бояться. К тому моменту Игорю отшибло алкоголем все эмоции, кроме веселья, поэтому Игорю казалось смешным болезненное верещание Молодого, ему даже показалась смешной мысль, что Игорь Васильевич может случайно свернуть шею Молодого. С каждым болезненным воплем Молодого Игорь смеялся, представляя растерянную морду Игоря Васильевича, стоящего над бездыханным телом.

Затем была не менее смешная сценка про то, как Фил пытался забрать у Игоря Васильевича ключи от машины, но тот не давался, утверждал, что еще в силах развезти всех сам и пытался захватить Фила, но тот не давался. Игорь тоже чувствовал себя способным доехать до дома самостоятельно, но все никак не мог найти ключи от машины, потому что они остались в повседневной его одежде (об этом он догадался, когда протрезвел).

Затем в памяти Игоря наступил окончательный провал, потому что они пили за отъезд с рабочего места, сидели на дорожку и несколько раз пили «по последней». Следующее, что помнил Игорь утром, — это как они — Игорь, Молодой и Игорь Васильевич — стояли возле гаража и смотрели на то, как Фил выруливает наружу в обширном автомобиле Игоря Васильевича, пока сильный ветер с мелким острым снегом дул прямо в их лица.

Последовал очередной провал в памяти и в событиях. Очнулся Игорь только после долгого телефонного звонка, который сначала весьма долго наигрывал веселую мелодию прямо у него во сне, где продолжалась пьянка, работал включенный телевизор, горела желтая лампа под потолком, только были они там в полном составе, включая Рината, Сергея Сергеевича и убиенного Дмитрия, еще была там большая черная собака, ходившая меж людьми и дававшая Игорю тяжелую лапу. Игорь поднял трубку, выслушал ругань жены, и только в процессе ругани, оглядевшись по сторонам, догадался, что он еще не дома, а все еще находится в машине Игоря Васильевича, пристегнутый к переднему пассажирскому сиденью, в то время как так же пристегнутый к водительскому месту Фил держится за руль двумя руками и поглядывает на Игоря не без упрека.

— Да мы тут с ребятами напились, — честно сказал Игорь жене, помахивая рукой Филу, пытаясь объяснить, что сейчас он, Игорь, объяснится с женой и дойдет очередь и до объяснений с Филом. — День тяжелый был просто, вот и все.

— И много таких тяжелых дней намечается? — спросила жена. — Ты знаешь, который час?

— Честно говоря, нет, — сказал Игорь.

— Ты с пьянки этой позвонить не мог? — спросила жена.

— Честно говоря, нет, — Игорь решил особо не фантазировать и по возможности придерживаться этой фразы, потому что она сама лезла наружу в ответ на любой вопросительный знак в речи жены.