Отдел по расследованию ритуальных убийств - [7]

 В эту ночь он спал спокойно, без сновидений. И на следующий день все пять уроков просидел как во сне. Потом, понуро передвигая ноги, как старик, брёл к выходу из школы в окружении весело галдящих мальчишек и девчонок. На улице был приятный морозец, и пар тоненькой струйкой вырывался изо рта. Люди спешили каждый по своим делам, торопились домой к семье, к детям.

 - Глеб, мальчик мой, я здесь, – услышал он весёлый голос.

 Он поднял глаза и увидел её, стоявшую у большой чёрной машины, даже стекла у этой машины были чёрными.

 - Садись скорей, – улыбалась ему Лилия Демьяновна, приглашающе распахнув дверцу.

 Мальчик сделал шаг в манящую черноту салона.

 - Ну что же ты, залезай смелей, нам пора ехать, – круглое лицо Лилии Демьяновны от широкой улыбки покрылось сеточкой морщин.

 Внезапно морщины исчезли, и лицо словно окаменело, вмиг потеряв свою округлость.

 - Глеб! – услышал он голос, холодный и отрезвляющий как ушат ледяной воды.

 Лилию Демьяновну, словно мощным пылесосом втянуло в тёмный салон, и чёрная машина, взвизгнув колодками, рванула с места. Глеб медленно, очень медленно обернулся. Елизавета Ивановна без улыбки, даже строго смотрела на него, а в ста метрах от них чёрный автомобиль, не справившись с управлением, пробил парапет моста и с пятиметровой высоты рухнул в чёрную ледяную воду.

 - Идём, Глеб. – Елизавета Ивановна взяла мальчика за руку. – Нам надо торопиться. Тебе ещё многому предстоит научиться.

Москва 2018-й

Россия, два года спустя после «оранжевой революции».

       Ветер  был так силён, что даже тяжёлый рекламный щит жалобно стонал под его яростными порывами. На щите висел  плакат с надписью:

 «УДПР – верная гарантия вашей свободы».

   Глеб стоял, поёживаясь в своей кожаной куртке от холодного октябрьского ветра, и смотрел на распятого. Мёртвый юноша был полностью обнажён. Впалый живот, выпирающие рёбра, нежный пушок на обескровленном лице, где застыла маска страдания.  На тонкой шее шнурок с простым медным православным крестиком. Ладони и ступни были прибиты к перекладинам четырёхдюймовыми гвоздями. Да ещё за запястья привязаны для верности бельевой верёвкой, иначе на кресте прибитое за конечности тело не удержится.

   Это было уже слишком. Убийца над ними издевался. Первые две жертвы были распяты на окраине Москвы, а этот несчастный прямо у  Храма Христа Спасителя. Преступник словно бросал вызов.

   Глеб вспомнил, как Елизавета Ивановна говорила ему, что в этом мире соотношение Зла и Добра явно не в пользу последнего, но возможности Добра несоразмерны с возможностями Зла. Зло несёт в себе разрушение и, в конце концов, пожирает самое себя, Добро созидает и, следовательно, множится.

   - А кого в мире больше, - спросил тогда десятилетний Глеб, - хороших людей, или плохих?

    - Хороших, конечно больше, - отвечала Елизавета Ивановна, - но плохие, Глеб, лучше организованы.

   И вот спустя пятнадцать лет размышляя над телом распятого юноши  об антитезе мира, Глеб начинал сомневаться в превосходстве Добра. Зло охватывает весь земной шар, и на Земле всё меньше уголков, куда оно не добралось.

   Приехали судмедэксперты, тело сняли и увезли на экспертизу, а Глеб отправился домой по ночному городу. Для милиционеров, два года назад превратившихся в полицейских, это ещё одно убийство, а их за сутки в столице совершается не один десяток.

   Отдел по расследованию ритуальных убийств был создан два с половиной года назад. Тогда ещё была жива Елизавета Ивановна, и инициатива принадлежала исключительно ей. Патриархат нехотя, но согласился после долгих консультаций с властями. В то время ещё как-то удавалось сдерживать напор тоталитарных сект, но после прихода к власти ультрадемократов словно прорвало плотину. «Все граждане России имеют право на отправление любых культов, как религиозных, так и богоборческих», вспомнил Глеб одну из статей новой конституции. Организации регистрировались в течение одного-двух дней. Адвентисты, сайентологи, сатанисты… А вместе с ними добавилось трагедий и смертей.

    Государство наше светское и официально за отделом не стояло никакой юридической силы. Хотя органам рекомендовалось сотрудничать. Но сотрудничество это носило однобокий характер; полицейские не держали «ритуальщиков» за коллег и за глаза обзывали мракобесами. Кому же охота делиться куском, к тому же заработанным буквально потом и кровью? Но специфические знания и навыки «мракобесов», полицейские, которых народ по привычке продолжал звать ментами, охотно использовали. В общем, как обычно, всё держалось на личных связях.  

    В вагоне метро в этот поздний час было пусто, если не считать Глеба и молодого индуса. Парень должно быть студент, возвращался с вечеринки к себе в общежитие. На Глеба он не обратил никакого внимания, сидел, уставившись в одну точку. Может быть, чистил чакры, а может, просто думал о доме.

   На «Спортивной» в вагон вошли трое, и Глеб понял, что этот длинный день ещё не закончился и дай Бог им с этим парнем из далёкой Индии прожить его. Рослые, широкоплечие подростки, лет по семнадцать-восемнадцать в одинаковых чёрных кожаных куртках, высоких шнурованных армейских ботинках, с бритыми черепами. У одного в ухе он заметил серьгу в виде свастики.