Отдел антимеметики - [8]

Разница здесь в том, — осознаёт Ким, выпучив глаза от страха, что телефон — это кирпичик, плотно набитый информацией. А до меня никто не пробовал метать в него информацию.

Ким ищет опыты — и находит несколько в разных местах — в которых жертвы пытались переключить внимание Грэя на другой источник информации. Общая идея была такова — перегрузить Грэя, направив его на нечто, содержащее слишком много информации: на интернет, на терабитный поток данных с эксперимента по столкновению заряженных частиц, на массив жёстких дисков с первым квадриллионом цифр числа «пи». Но никому не удалось отвлечь внимание Грэя; расставленные на его пути экраны с загруженной информацией он игнорировал, электромагнитная передача данных (по радио или лазерному лучу) ни к чему не приводила. Способа прогонять информацию через разум жертвы в качестве воспоминаний никто не смог найти. Это направление исследований было признано невозможным и закрыто.

Как обнаруживает Ким, жёсткие диски находятся прямо на тумбочке рядом с компьютером. Это стоечная система хранения данных, половинной ширины — эдакий металлический кубик размером с шар для боулинга, и примерно такого же веса. Менее эффективное оружие ближнего боя сложно и придумать.

Ким хватает три патч-корда подлиннее и начинает заплетать их косичкой.

Потом он вспоминает, кто он такой, и какая на нём лежит ответственность. Он идёт к терминалу, добавляет себя в список жертв объекта и описывает то, что собирается предпринять. Ведь он может оказаться не последним, а миру нужно знать, что попытка не сработала.

* * *

Грэй проходит сквозь задраенную дверь лаборатории. Оборудование свалено на пол, чтобы освободить место для чёрного с серебристым массива дисков, который Пол Ким крутит на двухметровой верёвке из патч-кордов вокруг себя на уровне головы. Массив басовито гудит, рассекая воздух. Грэю не хватает рассудка, чтобы остановиться, и массив прилетает ему в висок, как булава, уголком для крепления вперёд.

Несколько терабайт Грэй при ударе поглощает, но этого недостаточно. С зелёной вспышкой и шумом, как от закоротившей проводки на поезде метро, Грэй оседает в углу. Череп у него проломлен, а система хранения данных частично рассыпалась и усеяла пол обломками.

Ким решает, что пусть история сама придумывает подходящие к случаю остроты.

* * *

— Он прогрызался по структуре отдела по антимеметике, — говорит ему Уилер во время итогового совещания. — Рано или поздно ему должен был попасться кусочек не по зубам. Поздравляю, тебе удалось в нужный момент показать некоторый профессионализм. Были десятки тех, кому не удалось.

Ким по-прежнему взвинчен. Но шоковое состояние проходит, и даже быстрее, чем он ожидал.

Как выяснилось, Мэрион Уилер — руководитель отдела по антимеметике. И новый начальник Кима.

— Я хочу сказать, что мне тупо повезло, — говорит Ким. — В смысле, когда я швырнул телефон, это было на уровне инстинктов, мышечной памяти. Я первый день на этой работе, и мне чертовски повезло. …Вот что я хочу сказать, но сижу тут, прокручиваю эти фразы в голове — они ведь неверны все до одной, так?

Уилер молчит и выжидает.

— Вы ведь мне не новый начальник, — говорит Ким. — Вы мне просто начальник. И я здесь вовсе не первый день работаю. Должно быть, я уже… ну, с десяток лет проработал, верно? По-моему, я профессионально занимался исследованиям в области антимеметики с середины нулевых. Просто Грэй первым делом поглотил память обо всём, что было после первого дня. И даже тогда…

— В том, что произошло сегодня, я вижу крайне мало везения, — отвечает Уилер. — Инстинкты и мышечная память — просто более глубокий вид тренировки. Как я и сказала, некоторый профессионализм. Умение снова собрать свою жизнь и все былые знания воедино, быстрее, чем кто-либо другой. Именно это мы в вас вдалбливаем. К счастью, иногда уроки проходят не зря.

— И даже такой разговор у нас не впервые, — продолжает Ким. — Были и другие инциденты. С другими объектами, которые стирают воспоминания. Вам уже доводилось сидеть и смотреть, как я собираю себя по кусочкам.

— И мне пока не надоело, — признаётся Уилер с выражением лица, которое с большой натяжкой можно счесть ехидным.

— Как долго у меня обычно занимает восстановление?

— Несколько месяцев, — отвечает Уилер. — Но если начистоту, в этом отделе люди уже в первый день — такие же профессионалы, как и в любой другой. Либо ты эту работу начинаешь на всех парах, либо не начинаешь вовсе. Дальше — просто подгонка и подстройка.

— То есть, вы хотите сказать, что состояние моего рассудка вам не важно, и нужно, чтобы я немедленно вернулся к работе, — заявляет Ким.

Уилер кивает.

— Для начала мне нужна актуальная запись по объекту. Вычисли характер охоты Грэя и то, как ты его одолел. Выясни, что он делал с трупами — сжигал, аннигилировал или просто оставлял гнить так, чтобы их никто никогда не заметил. К тому времени, когда он вернётся, мне нужны меры противодействия.

— Он не умер? А, стоп, — говорит Ким. — По-моему, это я знаю. Вспоминается. «Идеи не умирают».

Ты незабываем, иначе и не скажешь

— Эл, всё готово.

Лин Марнесс уже разменял десятый десяток лет, и уже лет десять ему не доводилось прямо стоять на ногах. В былые годы он был человеком-громадиной, двухметровым, боксёрского телосложения. Мало было на свете таких людей, кто мог бы посмотреть ему прямо в лицо, а тех, кто мог бы при этом отказать — и того менее. Всё это богатство за годы подточила болезнь. Он чувствует, словно живёт на дне глубокой ванны, окружённый скользкими стенами, на которые невозможно залезть, и никто из тех, кто смотрит на него сверху, не в силах помочь ему, не в силах протянуть руку. Последние несколько месяцев он лежал, свернувшись, на своей постели, до срока приобретая трупный цвет. Было бы терпимо, если бы он лишился рассудка, но он помнит, кем был раньше: вожаком, надеждой и опорой. Раньше он мог повернуть к лучшему ход катастрофических событий, мог добиться справедливости. Раньше он защищал людей.