Конан обернулся к Тьянь-По, страшно довольный своей шуткой. И тут только он увидел, что ученый кхитаец скорчил невообразимо ужасную рожу, широко растянув длинный рот, сузив глаза и раздув ноздри.
* * *
И ученые коллеги с наслаждением погрузились в свои многочасовые споры о сущности времени и способах воздействия на последнее. Малохай полагал, что сумел подобрать состав эликсира, который позволяет изменить состав тела человека настолько, что этот человек начинает жить как бы в индивидуальном времени и поэтому не стареет. Тьянь-По для начала выдвинул множество возражений, основанных на глубоком знании свойств времени. В частности, утверждал кхитаец, время может быть замедлено, но очень ненадолго, на час или два. И состав человеческого тела тут не при чем, важна реакция окружающей среды на данное человеческое тело...
Конан был не в состоянии и нескольких минут выслушивать эти разговоры. Для себя он определял проблему так: толстяк в грязной парче придумал шарлатанское зелье и хочет продавать его подороже, а кхитаец отказывается состряпать для этого пойла паукообразную книгу, которую можно было бы распространять среди глупых шадизарских богатеев...
Конечно, рассуждал сам с собой Конан, надуть здешних толстосумов — святое дело. Но, с другой стороны, у Тьянь-По имелось собственное понятие о чести. И это понятие не позволяло маленькому ученому идти против совести. Он служил науке, как умел, и делал это совершенно честно.
Киммериец счел за благо не вмешиваться в отношения двух ученых мужей. В конце концов, у киммерийца и собственных дел по горло. И первое из них — Акме.
Чем больше он думал об этой девушке, тем больше она его настораживала. А она, как назло, не отходила теперь от пего ни на шаг. Проведя ночь на кухне, у порога комнатки, где спала стряпуха, она выбралась во двор и подстерегла Конана возле конюшни.
— Я еду в город, — предупредил киммериец. — У меня там дела. И мне не нужны провожатые.
— Возьми меня- с собой, господин! — взмолилась Акме.
— Сиди дома! — велел Конан грозно. Он заметил в дверном проеме Тьянь-По, который делал ему какие-то таинственные знаки и усиленно гримасничал, кивая круглым сморщенным в ухмылке лицом.
Киммериец бросил Акме и быстрым широким шагом приблизился к Тьянь-По.
— Что? — спросил он шепотом.
— Важный разговор! — отозвался ученый кхитаец и поднял вверх тонкий палец, измазанный тушью.
Они прошли во внутренний дворик — гордость апартаментов Малохая. Там имелся небольшой сад, за которым тщательно ухаживали, а в центре, орошая зеленую клумбу, бил небольшой фонтанчик,
— Лучшего места для секретов не найти, — молвил Тьянь-По. — Послушай-ка меня, Конан, я наткнулся на очень неприятное дело...
— Куда ни погляди в этой бренной жизни, повсюду отыщется неприятное дело, — заметил Конан философским тоном.
— О! — воскликнул Тьянь-По, изобразив удивление. — Неужто и тебя поразила мудрость высокоученого Лу Ку, который написал в своем трактате «Увядающий цветок»: «Один человек купил обезьяну, чтобы она скрасила дни его старости, — но что же?..»
— К делу! — перебил Конан, которому совершенно не интересно было слушать про кхитайскую обезьяну. — Я хочу выбраться в город. Что ты там обнаружил?
— Мне кажется, ты мог бы помочь мне...
И они углубились в разговор. Поначалу говорил один кхитаец, быстро, отрывисто, нанизывая слово на слово, точно бусинки на нитку, а Конан слушал и делался все мрачнее и мрачнее. Потом Тьянь-По замолчал, и тогда настал черед киммерийца. Он произнес всего одну фразу, но эта фраза заставила Тьянь-по расплыться в улыбке. Ученый похлопал Конана по плечу и быстрыми шажками удалился в дом, а Конан вернулся к конюшне.
Акме все же увязалась следом. Когда он смерил ее грозным взглядом, она украдкой показала ему кинжал, спрятанный в одежде.
— Я могу быть тебе полезной, — тихо сказала она одними губами, но он ее понял и махнул рукой:
— Ладно.
Особенных «дел» в Шадизаре у Конана как будто не было. Для начала он побродил по рынку, ненароком поспрашивал о знакомых ворах. Кто-то давно покинул Замору, кое-кого колесовали на площади. Несколько человек погибли в схватках с городскими стражниками. О новых личностях, процветающих ныне в Шадизаре, Конану рассказывали скупо и неохотно. Побаивались. Однако киммериец выглядел силачом-простофилей, поэтому в конце концов ему выложили почти все.
Среди местных воров сейчас заправляет некий Сардар, личность темная и мрачная. Поговаривали, будто он умеет связываться с духами умерших. И будто бы эти духи, под воздействием разного колдовства (а Сардар знает много заклинаний), выкладывают грабителю все, что знают, о семейных сокровищах. Где хранятся реликвии, где сделаны тайники, какие драгоценности имеют очень большую цену, а какие представляют собой дешевую поделку. Сардар — так сказали Конану — наносит удары редко, но всегда попадает точно в цель, и если уж он решится кого-нибудь обокрасть, то берет всегда наилучшее и действует безошибочно.
Все это очень не понравилось Конану. Такие люди, как этот Сардар, терпеть не могут чужаков, орудующих в «их» городе. Они присваивают себе всю добычу и ревниво ее охраняют от посторонних.
