Отцы-основатели - [2]

Франклин нетерпеливо кивнул.

— Все сделаю. Не возбухай попусту.

— Как думаешь, они подпишут?

— Конечно, подпишут. У них и выбора-то нет. Сразу же после той части, где сказано, что мы теперь независимое свободное государство, идет положение о временном правительстве. Это, кстати, тебе нужно было бы по-хорошему написать.

— Ну ладно, как скажешь.

Франклин закончил, откинулся на спинку кресла, ткнул в грудь Джефферсона пером.

— Кашляни, — приказал он.

Джефферсон кашлянул.

— Еще раз. Громче.

— Чего ради?

— У тебя ларингит, — пояснил Франклин. — Запущенный случай. Поэтому ты и молчишь. Если кто-то что-то у тебя спросит — просто кашляй. Идет?

— Идет. Я все равно не хочу ни с кем болтать.

Франклин глянул на Хэнкока и Томсона.

— Вы, двое — подписываете и мотаете удочки. Когда прибудет вся кодла, вы идете за кулисы. Я вам приплету какую-нибудь отмазку — это меньший риск, чем если кто-то вас прижмет и станет допытываться. Понятно?

Двое мужчин кивнули. Франклин протянул им гусиное перо:

— Вот. Вы, двое, должны подписать ее в первую очередь.

Хэнкок поставил размашистую подпись. Уступил место Томсону.

— Помни, ты — секретарь, — напутствовал того Франклин. Томсон робко обмакнул перо в чернила. — В чем дело, перо тебе неудобное?

— Конечно, неудобное, — ответил Томсон. — И эти шмотки меня сейчас доконают. И никто из нас не знает, как надо говорить. Нам это не сойдет с рук, Мыслитель. Мы наделаем ошибок.

Бенджамин Франклин встал.

— Мы сделаем историю, — заявил он. — Просто следуй моим приказам — и все будет в порядке. — Он замер и поднял руку. — Выражаясь бессмертными словами самого Бенджамина Франклина — ну, то есть меня, — мы либо доболтаемся до единого мнения, либо будем поодиночке болтаться на виселице.

В Филадельфии они долго болтались вместе — Сэмми, Нунцио, Мэш и Мыслитель Коцвинкл. Они фальшивомонетили, занимались мелким рэкетом, но в основном — мошенничали на ставках.

Дела вообще пошли на лад, когда к ним подключился Мыслитель — он был настоящий дока по стряпыванию темных дел, со степенью, офисом и всем прочим. А самое забавное в нем было то, что у него имелась всамделишная регулярная юридическая практика, и он мог хорошо нажиться, не рискуя попасться на нарушении закона.

Но он работал с ними — так уж была устроена его душа.

— Объясняется все просто, — говорил он им. — Я не гордый. Согласен взяться за то, что само в руки идет. Супер-эго у меня нет. — Смолвил как Боженька — в этом был весь Мыслитель Коцвинкл.

Хотя, в конце концов, именно из-за него они угодили в переплет. В начале все было хорошо. С его адвокатской конторой в качестве прикрытия не составляло труда выходить на крупную рыбу — не мелкоставочный рабочий класс, но серьезные игроки-воротилы. Их он направлял к Сэмми, Нунцио или Мэшу, и они обрабатывали клиентуру по высшему классу.

Это приносило деньги. Большие деньги — такие, что им впору самим было становиться крупными рыбами. Комбинируя умную игру с разумным жульем, они могли бросить вызов самому Микки Тарантино. И они бросили — кто бы не рискнул? На проверенных лошадках — все должно было пройти тип-топ, но почему-то не прошло, и они подсели на долг в двадцать тысяч.

Микки Тарантино знай себе улыбался, но улыбка сползла с его рожи, когда Сэмми пошел к нему и сказал, что им нужно время на то, чтобы выплатить долг.

— Какого черта? — спросил Микки. — Вы, ребята, по уши в клиентах. Все богатые лошки бегут к вам делать ставочки.

— Но с каждой ставочки — да по прибавочке, — сознался Сэмми. — У нас ведь куча внештатных сотрудников, у которых тоже своя доля. Нерадивые жокеи, вандалы, «рыжие» — все тоже хотят есть. А мы хотим не просто есть, а жрать от пуза. Тут не накопишь. Извини, но прямо сейчас денег нет. Надо как-то достать.

— Вот именно, — сообщил сухо Микки Тарантино. — Даю срок до завтрашнего утра. Мне без разницы, где вы возьмете бабки — хоть на Поле Чудес вырастите, — но к завтрашнему утру они должны быть у меня на столе.

Сэмми ничего не осталось, как только вернуться в офис Мыслителя Коцвинкла и поведать горячие в прямом смысле слова новости.

У Мыслителя тоже нашлось известие.

— Не только Микки Тарантино думает, что мы зажрались. Дядя Сэм держит руку на нашем пульсе. Введен какой-то новый налог на контору. Повышенный.

— Повышенный! — взвыл Сэмми. — Шикарно! Микки Тарантино припер спереди, налоговики — сзади. Что делать-то?

— Я предлагаю потрясти наших клиентов, — ответил Мыслитель. — Найти какого-нибудь проштрафившегося вкладчика и попросить нас проспонсировать.

Сэмми вызвал Нунцио и Мэша, и они пошли трясти. Вечером весь их бедный улов лег на стол в конторе.

— Три тысячи! — фыркнул Сэмми. — Три жалких куска!

— Это что, все? — Мыслитель был удивлен. — Я думал, побольше выйдет.

— Конечно, должно было выйти побольше. Если считать оправдания, обещания и закладки. Но вот — все, что есть по факту. Три жалких куска.

— Как насчет Коббета? — спросил Мыслитель.

— Профессора Коббета? Он под тобой же сейчас, да?

Мыслитель кивнул. Профессор Коббет был у него на личном счету.

— Сколько он задолжал? — принялся выяснять Сэмми.

— Что-то в районе восьмерки.

— Восемь и три будет одиннадцать. Негусто. Но, быть может, если внесем их быстро, Тарантино даст отсрочку по остальному.