Отцы - [125]

Вторым выступил молодой рабочий; он говорил быстро, взволнованно; слова беспорядочно срывались с его губ, но юноша — это чувствовалось — был искренне возмущен. Чем? Хардекопф внимательно слушал его.

Да, парнишка не так уж не прав; то, что произошло Первого мая, было, бесспорно, ошибкой, да и теперешнее поведение профсоюзного руководства позорно; можно и впрямь подумать, что они заодно с предпринимателями… но нельзя же так прямо говорить об этом… прочь гнать трусливых бюрократов — с этим он согласен. Не переизбирать их — это тоже правильно. Но только не ставить под угрозу единство.

— Фите, единство партии и единство профессионального движения не должно быть нарушено, — прошептал Хардекопф. Бременский товарищ услышал его слова и возразил прежде, чем Менгерс успел ответить:

— Никто этого и не желает; но мы хотим честности, порядочности и прежде всего правильной рабочей политики; ревизионисты — гибель для нашей партии!

— Так-то это так, — возразил Хардекопф, — но единство… — он не договорил, он подумал об Августе Бебеле… Август Бебель не позволил бы посягнуть на единство партии. Но ревизионисты? Хардекопф улыбнулся. «Оппозиционеры, значит, боятся, что партия может погибнуть. Вздор какой!..»

На следующий день в «Гамбургском эхе» было напечатано заявление руководства союза металлистов: оно не признает самочинной стачки; организованные рабочие обязаны возобновить работу.

7

Стачку пришлось прекратить, так и не добившись никаких результатов. Предприниматели торжествовали. На второй неделе стачки доктор Мауренбрехер произнес смертный приговор не только этой забастовке судостроительных рабочих, но и всем забастовкам вообще. В будущем, рекомендовал он в своей статье, все спорные вопросы, касающиеся прав рабочих, следует разрешать исключительно в рейхстаге. Ведь фонды, находящиеся в распоряжении предпринимателей для борьбы с рабочими, во много раз превышают наличность стачечных касс профессиональных союзов. Так пусть же предприниматели наравне с рабочими подчинятся решениям рейхстага, и тогда нерушимый «мир в промышленности» обеспечен.

Эта статья особенно возмутила Карла Брентена.

— До чего мы докатимся, — спрашивал он в кругу чиновников профессионального союза, — если добровольно выпустим из рук наше единственное оружие в борьбе за улучшение нашего положения и за социализм?

Про себя он подумал: «И кто же этого требует? Тот самый доктор Мауренбрехер, который так красно, так хорошо говорил о французской революции». Луи Шенгузен под сочувственные возгласы всех присутствующих заявил, что самое важное — выборы в рейхстаг. Надо завоевать большинство мандатов, а уж тогда можно будет издавать такие законы, какие мы сочтем целесообразным, и предпринимателям останется только подчиниться. Это единственно возможный путь; всякий другой неизбежно приведет к радикализму и анархизму.

Брентен никак не мог с этим согласиться. Он заговорил о проигранной стачке и спросил:

— Верно ли, Луи, что Шликке сказал: «Пусть даже мы потеряем двадцать тысяч членов союза, а свою линию мы проведем»?

— Что-то я не слышал, — проворчал Шенгузен. — Но не следует забывать, что, стремясь к намеченной цели, полководцы вправе не считаться с потерями. А в современных условиях мы, руководители профессионального движения, политические деятели — те же полководцы… Ну, довольно об этих неприятных вещах, выпьем для успокоения кружку доброго пива. — И Шенгузен поднял свою кружку. С наслаждением крякнув, поставил ее на стол и распорядился: — Август, принеси еще по одной!

8

Брентен торопился закрыть магазин, он спешил к тетушке Лоле, где его ждал Папке и где можно было утолить жажду, которая мучила его в этот невыносимо знойный августовский день. Фрида с детьми была на берегу Эльбы. Дома его не ждали.

После летнего гулянья «Майского цветка», успех которого приписывали, главным образом, Брентену, и после всех неприятностей и разочарований, которые принесло Карлу общение с заправилами союза, в особенности после стачки судостроительных рабочих, он снова стал чаще встречаться с Папке. Однажды Брентен оказался в затруднении: ему срочно понадобились двести марок — и Папке, хотя и повторил несколько раз, что сам сидит без гроша, великодушно их выложил. Это тоже их сблизило. Брентен снова стал засиживаться у тетушки Лолы, чаще играл в скат, а иногда вместе с Папке проскальзывал через заднюю дверь в костюмерную статистов, чтобы, стоя за кулисами, насладиться верхним «до» Гейна Бетеля, посмотреть Карла Гюнтера в роли Манрико или знаменитую Метцгер-Латтерман в роли Кармен. Когда на гастроли в Гамбург приехал Карузо и выступил в городском театре, Папке устроил так, чтобы Брентен мог послушать его в «Паяцах» и «Девушке с золотого Запада». Постепенно все пошло по-старому: «Майский цветок», городской театр, игра в скат, пиво.

Вот и в этот августовский день они сидели за своим столиком у тетушки Лолы и играли в карты. В театре шли «Мейстерзингеры из Нюрнберга». Папке должен был приготовить статистов на выход только к «праздничному лугу», значит до четверти одиннадцатого можно уютно посидеть за партией ската.