Отчий сад - [39]

— и просыпаюсь. Ты думаешь, что этот мужчина — Мура? А может, это символическое выражение твоей скрытой агрессии, твоего против него раздражения? Нет,

note 114 Мура, Мура! Или… Наталья как-то растерянно смотрит. Стряхивает пепел — она по-прежнему много курит. Ты думаешь — мое раздражение?

А возможно, это какой-то другой человек, не Мура, произносит он. Она вздрагивает. Другой?! Но кто?! Поищи в своем подсознании. Он коснулся ее плеча. Пойдем.

* * *

Ритка примчалась к нему вечером, привезла жареного мяса, картофель в банке, салат, даже один свежий огурчик с огорода свекровки — это тебе не с рынка, неизвестно откуда, а собственный! Но рано еще у нас для овощей. Но главное, ради чего она неслась сегодня — не терпелось показать новые фотографии малышки Майки, и х Майки!

— Дай их мне. Девчушка, как все дети, мила.

— Глаза, к сожалению, не зеленые. — Ритке так хотелось, чтобы зеленые были: получились голубые. — Но ведь красавица будет, а, Мить? Звезда эстрады! А кокетка такая — страх. Ленька ей то одно платьишко, то другое

— три года, а гляди-ка, уже капризы: нет, хочу класное! класное! класное! «Рэ» пока не выговаривает. Кроссовочки привез — Кристинке такие и не снились. Майка ведь у него любимица! — Ритка странно хмыкает.

— Кстати, прекращай таскать мне еду! Инесса тут както пирогов нанесла…

— Инесса?!

— У меня уже есть деньги.

— Это сколько же у вас денег, Дмитрий Антонович, сто монет раз в сто лет? А Инессу задавлю, вот тигрица поганая!

— Говорю — есть.

— Врешь ведь, как всегда, порядочный ты мой. Господи, как ты ужасно жил — нищий ведь! Раньше хоть пенсия Юлии Николаевны была, в то время и это было много, а когда деньги поплыли — ужас. Свекровка моя Дебора чуть с ума тогда не сдвинулась — у нее все сбережения на сберкнижке сгорели в одночасье. note 115

— Нищий?

— А что — хоть к церкви милостыню просить! Слава Богу, одни старые джинсы были, да я отдала тебе поношенный Лёнин свитер…

— А что, вполне, кстати, хороший.

— Леня плохие вещи не покупает. Да и кроссовки его, и футболки.

— Приодела ты меня!..

— Сволочи все вашем союзе! Бездари и сволочи, сделали себе карьеру в свое время!

— Ну почему уж так совсем, старики есть неплохие, старая такая гвардия, и кое-кто уже появился из новых.

— А ваши известные, один народный даже, его «Ленин и дети» у нас в актовом зале школы висела. И еще одна: «Дорога века». Тебе Юлия Николаевна тогда правильно говорила — съезди, напиши на тему труда. Можно было вполне хорошо написать.

— Но сейчас, — смеялся он, — сделать работу с какойнибудь стройки с пролетариями — это уже авангардизм.

— Но ты бы все равно создал… какую-нибудь… тарабарщину, одним словом. Я даже твоих названий не понимаю: «Улыбка летаргии» — кошмар!

— А «Смородиновый дождь», а? Нормально? Да, она права, конечно, питался он, можно сказать, манной небесной. Одну-две работы брали на коллективные выставки — и то считал счастьем. Какое-то безразличие охватывало. Но многое делал автоматически — полтора года после смерти бабушки выпали полностью, дальше помнил фрагментами. Словно в летаргическом сне был, «Улыбка летаргии» — своего рода автопортрет. К заказам не подпускали, у них семьи, надо кормить, а ты — сдыхай. И плодили свои натюрморты с обязательной рыбой на блюде — шедевры для столовых, роскошные пионы — для комнат отдыха в санаториях, портреты руководителей для кабинетов. Теперь появились циники. Да и среди тех такие были. Ты же, мол, Дмитрий, что-нибудь настоящее сделаешь даже по заказу, а народу нужна пошлость,

note 116 пипл, он окромя пошлости ничего не воспримет, никакое искусство ему не нужно, так что заказов тебе — кукиш в карман!

Митя обрадовался, когда лавочку несколько прикрыли

— бешеные деньги тратились на порчу вкуса, на производство убожества. Но лавочка открыла дверь с другой стороны. Теперь заказывают банки. И ловкачи уже наживают на таких заказах капиталец.

— А краски, холсты — всё деньги, а мастерская… И вообще, Митька, ты бы вообще не попал в союз, если бы не женщины! И то верно. Старая художница одна, слабоватая по мастерству, но влюбчивая, голову от Мити потеряла, связалась со своими верными приятелями по академии, занимавшими в правлении посты. Художнице ничего от Мити и нужно-то не было — так, ностальгия по юности нежной… И еще одна — приятельница Инессы, искусствовед. Та — циничная, умная, хваткая, продажная особа — сделала на него ставку: откроет неподдельное, ей — плюс. Потом, пьяная, звонила — нарвалась на Ритку. Если что-то из вашего получится, кричала в трубку, только благодаря мне. Спился бы — и скорежился под забором. В России много талантов, не жалко. Умный еврей и крошечные способности разовьет да использует так, что и внуки его будут жить безбедно, а у русских как: кому много дадено, того и не жаль!.. Русский свой талант закопает в землю и ждет, как Буратино, что дерево вырастет! Так вот искусствоведша по телефону высказалась. И предложение сделала выгодное: организует она для Мити выставкупродажу в Германии. Пусть он срочно ей позвонит. Но Ритка ее отшила. Да так тонко, сама собой восхитилась. Спасибо вам, сказала елейным тоном, мне Дмитрий уже о вас рассказывал, сказал, что уважает таких, как вы, женщин