Пассажир, устроившись под навесом, напомнил:
— Песню бы завели, что ли, ведь в лодке плывем!
— Запевай, доченька, — попросила тетушка Фыонг.
У нас все лодочницы обязательно поют. Гребут и поют. Это давняя традиция, повелась она, как говорят, испокон веку. Песни, которые поют лодочницы, они сами же и сочиняют.
Гай запела. Голос у нее был очень красивый. Она пела, а мне казалось, будто пролетевший над рекой ветер подхватил меня и несет куда-то на волшебных крыльях. Высоко в небе словно текла, как наш Тхубон, еще одна река — Млечный Путь. На горизонте слабо виднелись легкие крылья бабочек — паруса джонок. Вдоль берегов темнели заросли тутовника. Слабую дымку тумана над ними то и дело срывало налетавшими порывами ветра…
Гай давно уже перестала петь, а я все еще прислушивался к ее песне.
И тут с соседней, нагнавшей нас лодки поднялся девичий голос, не уступавший по красоте голосу Гай. Протяжная песня укоряла лодку Гай за то, что не обращает внимания на лодку подруги, что, «не успев приплыть на новую пристань, позабыла старый причал».
Гай ответила тоже песней:
Лодка помнит старый причал,
Зелень тутов Куангхюэ,
Кукурузу Зиаотхюи,
Пески пляжей Антхóя,
Шорох плавней Айнгиа,
Чайный лист Хоафыока,
Сладкий батат Чадоá
И имбирную пряность бетеля Чунгфыока…
На соседней лодке радостно подхватили:
Нити дружбы, выходит, не стали слабее!
Станет горьким батат в Чадоа,
Потеряет имбирную пряность бетель,
Пропадет шелкопряд,
Обрушатся горы Тхатьбить и Куап,
Обмелеет Тхубон —
Но мы не забудем друг друга!
Я уткнулся в плечо Островитянина и спросил:
— Слышал?
— Слышал, — ответил он. — Мы не забудем друг друга. Знаешь, мне совсем не хочется в Милыок. Вот если бы ты поехал со мной, тогда другое дело!
Начал накрапывать дождь. Мы с Островитянином забрались под навес. Поднялся ветер, и лодка раскачивалась, как гамак.
Убаюканный, я незаметно задремал.
Когда я проснулся и выглянул из лодки, мимо уже вереницей проплывали дома, и голос тетушки Фыонг торопил:
— Вставайте, приехали! Вставайте!
Бон Линь повел нас по улицам, где одна возле другой теснились лавчонки, ничуть не хуже, чем на рынке в Куангхюэ. Мы зашли в одну из харчевен, поели вкусной местной похлебки, прошли через мост Тюакóу, с охранявшими его четырьмя каменными фигурками мартышек, и оказались на станции, откуда автобусы уходили в Дананг.
Дядя Туан и Островитянин сели в автобус. И вот заворчал мотор, машина побежала по извилистой дороге, скрывавшейся за рядами деревьев. Я долго смотрел вслед Островитянину…
