Отбрасывая длинные тени - [14]

Брат Захария наклонился и взял мать Мэттью на руки. Он унес ее. Весь день Мэттью слышал звуки прибытий и уходов. Он видел, как карета из Лондонского института чуть не врезалась в дверь, и появилась тетя Тесса с корзиной лекарств. Она изучала магию колдунов. Мэттью понял, что им были нужны Молчаливый Брат и маг, и они все еще не могли спасти его мать.

Чарльз не вернулся. Мэттью помог отцу вернуться на стул. Они сидели вместе в зале для завтрака, когда свет из сияния утра превратился в пламя дня, а затем исчез в тени вечера. Папино лицо выглядело вырезанным из старого камня. Когда отец наконец заговорил, он подумал, будто папа умирает изнутри.

— Ты должен знать, Мэттью, — сказал он. — Твоя мама и я, мы были…

Разделение. Окончание нашего брака. Она полюбила другого.

Мэттью был готов к ужасу, но когда он услышал ответ, это было хуже, чем он мог себе представить.

— Мы были в ожидании счастливого события, — сказал папа с комом в горле.

Мэттью уставился на него с полным недоумением. Он просто не мог понять. Это причинило бы слишком много боли.

— Нам с твоей мамой пришлось подождать некоторое время Чарльза Буфорда и тебя, и мы подумали, что вы оба стоите ожидания, — сказал отец, и даже в ужасе он попытался улыбнуться Мэттью. — На этот раз Шарлотта надеялась на дочь.

Мэттью подавился своим ужасом. Он думал, что больше никогда не скажет ни слова и не съест ни кусочка. Он бы задыхался от ужаса годами.

Мы думали. Мы были в ожидании.

Было совершенно ясно, что отец был уверен, и имел основания полагать, что его дети были его.

— Мы были обеспокоены, так как ты и Чарльз оба теперь довольно взрослые, — сказал Генри. — Гидеон, молодец, танцевал с Шарлоттой во время встреч в Конклаве. Он всегда был другом вашей матери, поддерживал именем Лайтвуда, когда она нуждалась в поддержке, советовал ей, когда она желала хорошего совета. Боюсь, я никогда по- настоящему не понимал работу Института, не говоря уже о Конклаве. Твоя мама просто чудо.

Гидеон помогал матери. Мэттью был тем, кто напал на нее.

— Я подумал, что мы могли бы назвать ее Матильда, — сказал отец медленным, грустным голосом. — У меня была двоюродная бабушка Матильда. Она была очень стара, когда я еще был молод, а другие парни дразнили меня. Она давала мне книги и говорила, что я умнее любого из них. У нее были великолепные маслянисто-белые волнистые волосы, но когда она была молода, они были золотые. Когда ты родился, у тебя уже были самые дорогие светлые, спускающиеся на лоб локоны. Я назвал тебя в честь тетушки Мэтти. Я никогда не говорил тебе, потому что думал, что ты не захочешь быть названным именем леди. Ты уже многое пережил из-за своего глупого отца, и из-за тех, кто придирается к твоим матери и парабатаю. Ты все так изящно переносишь.

Отец Мэттью коснулся его волос нежной, любящей рукой. Мэттью пожелал, чтобы он взял лезвие и перерезал горло Мэттью.

— Хотелось бы, чтобы ты знал мою великую тетю. Она была очень похожа на тебя. Она была самой милой женщиной, которую когда-либо создавал Бог, — сказал отец. — Спаси свою мать.

В то время Брат Захария скользнул, тень среди всех других теней, толпившихся в комнате, чтобы позвать отца Мэттью к постели его матери.

Мэттью остался один.

В сгущающейся темноте он смотрел на стул матери, на булочку и ее след из крошек, жирные остатки завтрака на столе, лежащие в беспорядке. Он, Мэттью, всегда тащил своих друзей и семью в художественные галереи, всегда стремился танцевать по жизни, всегда болтал про правду и красоту, как дурак. Он побежал, сломя голову, на Теневой рынок и беспечно поверил жителю Нижнего мира, потому что она казалась интересной, потому что она обозвала Сумеречных охотников жестокими, и Мэттью согласился, полагая, что он знал об этом лучше, чем они. Это была не вина женщины-фейри, или Аластера, или вина любой другой живой души.

Он был тем, кто решил не доверять своей матери. Он своими руками накормил мать ядом. Он не был дураком. Он был злодеем.

Мэттью склонил светлую голову, которая досталась ему от отца, от любимой родственницы его отца. Он сидел в этой темной комнате и плакал.

* * *

Брат Захария спустился по лестнице после долгого сражения со смертью, чтобы сказать Мэттью Фэйрчайлду, что его мать будет жить.

Джеймс и Люси пришли с Тессой и ждали в зале весь этот долгий день. Руки Люси были прохладны, когда она прильнула к нему. Она спросила:

— Тетя Шарлотта, она в безопасности?

«Да, мои дорогие», — сказал Джем. — «Да.»

— Слава Ангелу, — выдохнул Джеймс. — Сердце Мэттью разбилось бы. Все наши сердца.

Брат Захария не был так уверен в сердце Мэттью, после того, как он совершил это зло, но он не хотел расстраивать Джеймса и Люси.

«Идите в библиотеку. Там зажжён камин. Я пошлю к вам Мэттью.»

Когда он вошел в зал для завтрака, он обнаружил, что Мэттью, который всегда был золотом и смехом, сжался в своем кресле, как будто он не мог вынести того, что должно произойти.

— Моя мама, — прошептал он сразу, голосом хрупким и сухим, как старые кости.

«Она будет жить,» — сказал Джем, и смягчился, увидев боль мальчика.

Джеймс знал сердце своего парабатая лучше, чем Джем. Было время, когда Уилл был мальчиком, которого все считали худшим, не без причины, кроме Джема. Он не хотел учиться у Безмолвных братьев суровому суждению или менее прощающему сердцу.