29 декабря, 1940.
— Думаю, в первую очередь, — сказала Катарина, — лимонный торт. О, лимоны. Думаю, я скучаю по ним больше всего.
Катарина Лосс и Тесса Грей шли по холму Ладгейт, мимо Олд-Бейли. Это была игра, в которую они иногда играли — что ты будешь есть в первую очередь, когда эта война закончится? Среди всех происходящих ужасных вещей, иногда самые обычные были важнее серьезных. Еда была нормирована, и порции были небольшими — унция сыра, четыре тонких куска бекона и одно яйцо в неделю. Все выдавалось в крошечных количествах. Некоторые вещи просто исчезли, такие как лимоны. Иногда были апельсины, Тесса видела их на фруктовом и овощном рынке, но они были только для детей, и то они могли получать их по одному. Медсестер кормили в больнице, но порции всегда были маленькими, и никогда не хватало, чтобы не отставать от работы, которую они выполняли. Тессе повезло, что у нее хватало сил. Это была не вся физическая сила сумеречного охотника, но какой-то след ангельской выносливости достался и ей и поддерживал ее; она понятия не имела, как медсестры примитивных держались.
— Или бананы, — сказала Катарина. — Раньше они мне никогда не нравились, но теперь, когда их не стало, я чувствую, что хочу их. Это всегда так, не так ли?
Катарина Лосс не заботилась о еде. Она почти ничего не ела. Но она разговаривала, когда они шли по улице. Это то, что вы делали — притворялись, что жизнь была нормальной, даже когда сверху шел дождь смерти. Это был Лондонский дух. Вы придерживались своей повседневной жизни настолько, насколько могли, даже если вы спали на станции метро, или вернулись домой, чтобы найти дом соседа или ваш, а его там больше не было. Предприятия старались оставаться открытыми, даже если все стекла вылетели из окон или бомба залетела через крышу. Некоторые вывешивали таблички с надписью: «Открыто больше, чем обычно».
Вы продолжали. Вы говорили о бананах и лимонах.
В это время в декабре Лондон был самым темным местом. Солнце заходило сразу после трех часов дня. Из-за воздушных налетов Лондон был под запретительными приказами каждую ночь. Плотные шторы скрывали свет от окон. Уличные фонари были выключены. Машины приглушали свет. Люди шли по улицам с фонариками, чтобы найти свой путь через бархатистую темноту. Весь Лондон был тенью, и каждый угол, закоулок, переулок были слепыми, каждая стена темной и пустой. Это сделало город таинственным и скорбным.
Тессе казалось, что Лондон сам скорбит о её Уилле, что он потерял его, что каждый огонек в мире погас из-за этого.
Тесса Грей не особо наслаждалась Рождеством в этом году. Было трудно наслаждаться вещами, когда немцы сыпали бомбами над головой, когда им было удобно. Блиц, как его называли, был задуман для того, чтобы терроризировать Лондон, поставить город на колени. Там были смертоносные бомбы, которые могли снести дом, оставив груду дымящихся обломков, где дети когда-то спали, а семьи смеялись вместе. По утрам вы видели отсутствующие стены и внутреннюю обстановку домов, выставленную как кукольный дом, обрывки ткани, касающиеся сломанных кирпичей, игрушки и книги, разбросанные в грудах щебня. Она не раз видела ванны, свисающие с того, что осталось от дома. Необычные вещи случались, например, в доме, где падал дымоход, разбивая кухонный стол, где семья ела, разбивая его, но не причиняя никому вреда. Автобусы переворачивались. Обломки падали, мгновенно убивая одного члена семьи, оставляя другого ошеломленным и невредимым. Это был вопрос случая, дюймов.
Нет ничего хуже, чем остаться в одиночестве, когда того, кого ты любила, вырвали из тебя.
— Ты хорошо провела этот день? — спросила Катарина.
— Молодое поколение все еще пытается уговорить меня уехать, — ответила Тесса, обойдя дыру в тротуаре, часть его была снесена. — Они думают, что я должна поехать в Нью-Йорк.
— Это твои дети, — мягко сказала Катарина. — Они хотят лучшего для тебя. Они ничего не понимают.
Когда Уилл умер, Тесса знала, что ей не будет места среди сумеречных охотников. Какое-то время казалось, что ей нет места во всем мире, когда такая большая часть ее сердца в холодной земле. Затем Магнус Бэйн отвел Тессу в свой дом, когда она почти сошла с ума от горя, и пока Тесса медленно приходила в себя, друзья Магнуса, Катарина Лосс и Рагнор Фелл окружили ее.
Никто не понимал боли бессмертия, кроме другого бессмертного. Она могла быть только благодарна, что они приняли ее.
Именно Катарина научила Тессу врачеванию, когда началась война. Катарина всегда была целителем: она лечила Нефилимов, обитателей Нижнего Мира и даже людей. Если кто-то нуждался в ней, то она всегда протягивала им руку помощи. В Первую мировую Катарина также работала в больнице, а спустя каких-то двадцать лет началась другая война, которой вообще не должно было быть. Обе девушки делили общую маленькую квартиру на Фарингтон-стрит, которая находилась близко к Лондонскому Институту и больнице Святого Барта. Хоть квартирка и не была такой роскошной, в каких Тесса жила ранее, зато была небольшой, располагалась на втором этаже с общей маленькой ванной комнатой в холле. Она была простой, но уютной. Тесса и Катарина спали в одной крошечной спальне, разделенной на две части простыней, дабы дать хоть немного личного пространства. Чаще всего они работали по ночам, а днем отсыпались. По крайней мере, рейды были только ночью — в полдень же не было никаких сирен, самолетов, бомб или зенитных орудий.