Отавало идет по экватору - [44]
Следуя рекомендациям Хорхе и Барона, обращаюсь к Агуавилю "на ты" и закидываю его вопросами:
- Почему ты одет таким образом? Что означают эти полосы на лице и на теле? Почему ты красишь волосы в красно-оранжевый цвет?..
Хосе Амадор ничуть не смущается. Да и чего смущаться? К туристам он давно привык - не проходит буквально дня без визита, случается принимать гостей и два, а то и три раза в день. Заученные фразы наготове, и Хосе Амадор неторопливо отвечает на вполне сносном испанском:
- Чтобы подстричь и побрить голову, пользуемся ножницами и бритвой. Красим волосы с помощью жидкости, которую мы называем "ачоте", она служит и приправой к еде. Одеваемся мы так, как одевались наши предки. А наносить полосы на лицо и грудь - это древний обычай, такой же древний, как само наше племя.
Диктофон фиксирует рассказ Хосе Амадора, а я внимательно разглядываю его самого и членов его семьи - их черты лица, одежду, наблюдаю за их поведением...
"Колорадо" в переводе с испанского означает "цветной", "крашеный". Понятие же "индеец Колорадо" нужно, по-видимому, переводить расширительно, объясняя саму его суть, поскольку главная отличительная особенность этих индейцев вовсе не в том, что они какие-то особые, "цветные", а в том, что мужчины у них красят волосы в красно-оранжевый цвет краской, которую добывают из растений. Прическа у мужчин Колорадо весьма своеобразна: волосы с затылка зачесываются на лоб и подрезаются "под горшок", затылок и виски подбриваются почти наголо, свисающая на лоб челка красится в ядовитый красно-оранжевый цвет. Женщины Колорадо волосы вообще не красят - их длинные и густые, черные, как вороново крыло, пряди, разделенные надвое ровным пробором, свободно ниспадают на плечи.
Чертами лица женщины Колорадо очень похожи на женщин индейских племен, обитающих в амазонской сельве. Мужчин же Колорадо спутать с индейцами других племен трудно. "Крашеные" хорошо сложены, у них отлично развита мускулатура торса; для них характерны широкий рот, крупный нос, монголоидный разрез глаз, четко выраженные надбровные дуги и высокий лоб; скуластыми их, пожалуй, не назовешь, хотя овал лица и приближается к этакому боксерскому "квадрату".
А вот к одежде Колорадо вполне применимо слово "цветная". Когда к нам вышла жена Хосе Амадора, я поразился яркости ее наряда: на плечах - розовая накидка, на бедрах - красно-желто-зеленая полосатая ткань. Совсем иначе были одеты дети. На малышах - обычные рубашонки и штанишки, причем в их одежде, как и в одежде взрослых, преобладал красный цвет. На четырехлетней девчушке были красные брючки и ботиночки, а ее братишка и вовсе выглядел "горожанином": рубашка в красных цветочках, джинсы, резиновые сапожки. Тот, что постарше и уже ходит в школу, как и его родители, "одет для туристов": на нем только набедренная повязка из полосатой сине-белой ткани.
Индеанка Колорадо за ткацким станком
...Хосе Амадор любезно соглашается (за доллар) показать свое жилище и хозяйство. Беседа наша идет своим чередом:
- Сколько у тебя детей?
- Пятеро. Один уже ходит в школу.
- Как вы, "крашеные", создаете семью? Соблюдаете ли при этом какие-нибудь обычаи своих предков?
- Мы католики. Мы женимся в церкви, у священника.
- В Сьерре индеец, случается, уходит жить в другой дом, к другой жене. А у вас?
- У нас так не случается. Жену можно потерять, только когда умрешь сам.
Дом Хосе Амадора Агуавиля - это типичная индейская хижина на сваях со степами из неровных серых досок, изготовленных из распиленных стволов пальм. Она состоит из двух частей: "спальни" - небольшого помещения с квадратным незастекленным окошком, где семья проводит ночь, и примыкающей к ней открытой террасы. Стены террасы в метр высотой сделаны из тонких, сплетенных между собой жердей, пол - из таких же досок, что и стены "спальни"; на террасе сушат белье, нянчат младенцев, тут дети играют в непогоду. Хижина накрыта двускатной крышей или из коры деревьев, или из пальмового листа.
Вплотную к дому примыкает обширный навес. Сооружение это имеет чисто хозяйственное назначение. Здесь ткут, толкут зерно, готовят пищу, здесь хранят овощи в плетеных корзинах и воду в больших глиняных горшках, здесь же, судя по "креслам", сделанным из толстых палок, и веревочным гамакам, висящим между опорными столбами, семья отдыхает. Под этим навесом принимают туристов. Именно принимают, иначе трудно объяснить, зачем тут небрежно, вроде бы ненароком, были разбросаны длинные и тонкие, с заостренными концами прутья (турист должен сам догадаться, что это копья для охоты на крупную рыбу), зачем возле стены стоял наготове ткацкий станок с натянутой основой, зачем к стропилам у самого края навеса (лучшее место для фотографирования!) был подвешен... ксилофон. Инструмент поражал своей примитивностью, точнее, той "экзотической первобытностью", на какую падки иностранные туристы: к толстым деревянным планкам-клавишам снизу были прикреплены бамбуковые трубки разной величины, выполнявшие функцию резонатора. Вот старший сын, не дожидаясь просьбы, подошел к ксилофону, взял в руки палочки-молоточки и, приняв отработанную позу, с бесстрастной улыбкой на лице стал терпеливо смотреть в объектив... Что ж, он честно заработал свой доллар!
