Отавало идет по экватору - [17]
Однажды в Кито в соборе Сан-Франсиско я стал свидетелем такой поразившей меня сцены. У главного алтаря в мерцающем свете неоновых букв, которыми было выведено имя святого Франсиска, перед распятием с изображением Христа стояла на коленях индеанка и держала на руках вынутого из заплечной шали ребенка. Она часто всхлипывала и неожиданно вскричала - негромко, но так, что ее слышали люди, находившиеся поблизости: "Возьми меня к себе, Папасито! ("Папасито" (исп.) - папочка). Я не хочу больше жить..." Рядом с ней и тоже на коленях стоял индеец - на вид ему было за пятьдесят. Он производил странные на первый взгляд движения: коснувшись рукой распятия, он проводил потом этой рукой по своему лицу, опять касался креста - и поглаживал плечи, грудь... Подошла пожилая индеанка, преклонила перед распятием колени, но не застыла в молитве, а поднялась и медленно направилась к выходу, водружая крохотные свечки перед всеми небольшими алтарями в боковых нефах, какие попадались на ее пути; делала она это механически, как робот, совершающий одну и ту же операцию. Я вышел на улицу. И тут, на паперти, еще одна символическая сцена подвела итог моим впечатлениям: такой же немолодой индеец, как тот, что стоял на коленях перед распятием в надежде на исцеление, сидел на небольшом деревянном ящике и старательно наводил блеск на ботинки... белого священника, с ног до головы закутанного в черную сутану.
"Народ находит в религии силу достаточно успокоительную, чтобы противостоять угнетающей реальности. Религия заполняет пустоту отнятой земли иллюзией обещанной земли на небесах. Эта религия как бы растворяет образы рыжего хозяина-гринго и латифундиста в аскетической фигуре многострадального человека-бога; это та религия, которая превращает белого мучителя посредством скоренькой церковной церемонии в объект мученичества. Но очень часто этот клапан, призванный обеспечивать выход накапливающимся духовным страстям, оказывается недостаточным. И тогда на сцене появляется алкоголь".
Эти слова принадлежат перуанскому еженедельнику "Варьедадес". Однако они в полной мере применимы и к Эквадору.
В один из очередных приездов в Кито я по обыкновению отправился на холм Панесильо - мне нравилось постоять в предвечерние часы у баллюстрады смотровой площадки, полюбоваться городским пейзажем, вслушаться в затихающие ритмы столицы. На этот раз, когда мы собрались в обратный путь, мой неизменный спутник Барон Идрово предложил не ждать случайное такси, а пойти на стоянку.
- Прогуляемся, - сказал он. - Заодно посмотришь, как живет китовская беднота. На этой окраине, около Панесильо, селится много индейцев.
Мы шли по узкой дороге, вившейся по склону холма. Справа уступами спускались вниз убогие домишки. Казалось, если спрыгивать с одной черепичной крыши на другую, можно быстро достичь подножия холма. Слева еще более неказистые строения лесенкой поднимались вверх, в гору. Заметив на обочине дороги две человеческие фигуры, мы замедлили шаг, чтобы лучше разглядеть их. Это были пожилые индейцы - мужчина и женщина. Они сидели на траве и по очереди прикладывались к большой бутыли с мутной жидкостью, которую передавали из рук в руки. У индейца в одной руке была зажата веревка, на которой была привязана крупная свинья; она тянула в сторону, и индеец то и дело валился набок, но веревку из руки не выпускал.
- Кукурузная чича, - пояснил Барон, кивая на бутыль. - Главная радость в жизни индейца.
Кавалер повел безучастным взглядом в нашу сторону, приложил бутыль к губам, потом передал ее подруге.
- А скажи ему, что алкоголь - яд, может и с кулаками полезть, - проговорил Барон, когда мы прошли вперед. - Не живут, а существуют. Слушают одних попов, а те только и призывают что к смирению. Жизнь этих бедняков крутится по невидимому заколдованному кругу, - с болью и горечью продолжал он. - Словно мифические персонажи, занятые поисками "ничего", они бредут в "никуда": оступаются, падают, снова поднимаются, снова делают шаг в пустоту. В конце концов оказывается, что они топчутся на одном месте. И так - сколько уже веков!..
Конечно, не чичей единой жив эквадорский индеец. Случаются в его жизни и красочные, веселые праздники, такие, как карнавалы с традиционными шествиями масок или сельские родео (правда, там тоже не обходится без чичи). Но это в Сьерре, где живет большая часть индейского населения.
Первомай в эквадорской столице
А развлечения, которые так нравятся жителям Кито, например коррида или футбол, индейцу просто не по карману.
Трудно сказать, что пользуется у горожан большей популярностью - коррида или родео. Эквадорцы - такие же страстные поклонники корриды, как перуанцы или колумбийцы, и поэтому маршруты испанских тореадоров, гастролирующих в Южной Америке, обычно проходят через три столицы - Боготу, Кито и Лиму.
Родео - любимое зрелище столичных жителей
Не менее популярно и родео. Это конноспортивное представление собирает, пожалуй, даже больше зрителей, чем коррида, и вызывает у них не меньший энтузиазм.
Маленькие зрители на родео
...Задолго до начала праздника любители родео начинают стекаться на стадион "Пласа монументаль". Идут пожилые люди, молодежь, родители с детьми: родео - праздник для всех возрастов. Высокие, в несколько ярусов, трибуны заполняются до отказа.
«От издательстваВ начале 1959 года вспыхнул факел Свободы над Кубой — латиноамериканской страной, десятки лет испытывавшей гнет монополий Соединенных Штатов Америки. Рухнул еще один бастион американского империализма. Но некоронованные короли США и их прислужники — кубинская буржуазия и помещики-латифундисты — не хотят примириться с тем, что их господству на Кубе пришел конец. С первых дней освободительной борьбы кубинского народа они повели против него настоящую, хотя и необъявленную, войну, не прекращающуюся ни на один день.Эта книга рассказывает о тайной войне империализма США против революционной Кубы, о заговорах, диверсиях и актах агрессии, организованных Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов и Пентагоном.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.