Отара уходит на ветер - [36]

— Люди там! — крикнул Вовка и со всех ног побежал на пожар.

Санька постоял, помялся и поковылял за товарищем. Пройдя метров двадцать, переключился на полуспортивную ходьбу (это без виляния задом которая). Через сто метров Санька уже был бегун на средние дистанции. Бежал он не быстро и не медленно, а так, чтобы не рухнуть снопом за финишной чертой и пободаться с огнём. Задав себе темп, выровняв дыхалку, стал прибрасывать, с чем ему придётся столкнуться на пожаре. За этими мыслями поравнялся с запыхавшимся Вовкой.

На пути парней выросло озеро Утиное размером с два бассейна. В сомнениях — обогнуть или напролом — Вовка притормозил и растерянно заметался по берегу. Санька форсировал жидкую преграду ходом, как и полагается бегуну, который в душе всегда был двоеборцем. Вдохновившись решительностью товарища, прыгнул в воду и Вовка.

И вот уже пловцы. Ну как пловцы? Вовка-то — спору нет — пловец, наминал вразмашку. А Санька — не пойми что, стилизовался под шавку и так отчаянно загребал руками и ногами под водой, как будто хотел взбить её в масло. Никак не ожидалось такого фортеля от «двоеборца в душе», прям подговнил чертяка. Отметём-ка эту распространённую в наших краях версию переправы и скажем, что деревенский плыл по-морскому. И пусть попробуют опровергнуть! Детскость движений скрывала озёрная гладь. Докажи теперь, что по-собачьи, а не по-морскому!

Что-что — а Санька уж точно не заморачивался, как он выглядит со стороны, оставив это актёрам из американских блокбастеров. Возможно, в своё время так же не очень эффектно, зато эффективно форсировал наш мужик Днепр, Дунай, Одер, Вислу, чтобы на другом берегу с маху вступить в схватку с гитлеровской нежитью.

Первым на берег выполз Вовка. Из его вещмешка стекала вода. Тряся головой вправо-влево, припрыгивая то на одной, то на другой ноге — он слил из ушей воду. В это время Саньке оставалось преодолеть ещё треть озера.

— Резче греби, тормоз! — прокричал Вовка другу, окрылившись от промежуточной победы.

Вода вокруг Саньки взбурлила — видно, газанул с психа.

— Потерпи, Тортилла! — подбадривал-подкалывал Вовка. — Перевернись на панцирь, перекури! Можешь даже карася на медляк пригласить — всё без нас не потушат!

— Без меня беги, дурак, — не имея сил сказать, подумал Санька.

Далее пересекали пастухи минное поле, то и дело подрываясь и матюгаясь. Всему виной — кочки, которые оставил в советскую эру безвестный тракторист. Местность, по которой бежали парни, одно время распахали под овёс. Не сдался целяк в первые два года — буграми вздыбился, а потом совхозное руководство опять порешило вернуть земли под выпасы скота. На захрясших кочках и падали ребята. Не обошлось без лёгких ранений. Уже перед самым концом минного поля Вовка рухнул пластом и выбил палец на правой руке. Схватившись за больное место, закатался по земле.

— А-а-а-а! — скулил он.

— Чё стряслось? — подбежав к напарнику, спросил Санька.

— Ничё!

— Тогда не фиг валяться!

— Да палец! — воскликнул Вовка, видя, что стойкость его не оценена и жалости не дождаться.

— Какой?

Вовка показал факью.

— Вырву же, падла, — позеленел Санька.

— Сам, сам, про-просил, просил по-показать, — от боли, но больше от обиды стал всхлипывать Вовка.

— Давай палец!

— Ага, а ты его, а ты его, — заикался Вовка.

— Посмотрю только, — перебил Санька.

— По-поклянись!

— Бля буду, — сказал Санька и в подтверждение слов колупнул зуб ногтем.

Только Вовка подчинился, как Санька тут же преступил клятву, резко дёрнув за палец. Раздался щелчок. Палец был вправлен. Вовка взвыл и забился в конвульсиях. Однако операция прошла успешно, и боль постепенно стала притупляться…

— А утихает, Сань, — заискивающе улыбнулся Вовка. — Спасибо. Только чуть-чуть тюкает.

— Зарастёт, как на Казбеке, — ободрил Санька. — Только потом надо будет палец обоссать и перевязать. Народное средство.

— А без этого никак? — спросил Вовка.

— Никак, — ответил Санька. — Предупреждаю сразу: копи мочу, а то сам обоссу — член не дрогнет.

Пастухи выбежали на линию огня и затормозили. Полыхало около двадцати копён. С десяток из них огонь уже догладывал. Стоял треск, как будто сотни мальчишек переламывали сучья о колено. Жар от пламени, помноженный на и без того высокую температуру воздуха, был нестерпим. Прячась за дымовую завесу, используя остатки сена и неубранные валки как плацдармы — огонь расползался по степи. Ветерок хоть и не принимал активного участия в пожаре, но для вида второй фронт всё же открыл. Тактильный союзник крепил красно-оранжевых больше морально, но и ему отдадим должное скромное. Он же всё-таки раздувал. В основном — собственную значимость, а не пламя. Словом, действовал в лучших традициях второго фронта и автора повестёнки.

Сквозь дым и гарь наши ковбои увидели, как на противоположном конце покоса, в нескольких метрах от огненной границы, синел трактор Т-150. Он не горел, так как стоял в зелёнке.

— Как в кинчиках, — зачарованно прошептал Вовка.

— Манал я такие кинчики, — процедил Санька и бросился к трактору напрямки.

Парни бежали по горящей земле. Это были натуральные рыцари пожаров. Ну, в том плане, что их облегали доспехи против огня — мокрые джинсы и рубахи. Не удивительно, что пламя шипело от злости там, где пребыстро ступали ноги отважных ландскнехтов. Кое-где в их латах уже зияли боевые дыры — подсыхала одежда на солнце и огне. На покосе воняло не только гарью. Напахнуло и братством народов. Желтокожий Санька и бледнолицый Вовка протянули руку чёрной расе, окрасившись под головёшки. И вот уже кабина трактора. Санька дёрнул за ручку и ахнул. В кабине был труп, обмякшее, навалившееся на руль тело.